class="p1">Кто-то принес фляжку, и он отхлебнул воды. Облизнув губы, он ухмыльнулся Гонлину и Аргайр.
— Ч-что, если я п-передал его Антее?
На лице Гонлина отразилось ошеломление, но сестра Антеи лишь покачала головой.
— Нет, не передали. Но почему вы не раскрыли местоположение ключа? От того, что они с вами делают, вы могли довольно скоро умереть.
— От того, что вы со мной делаете.
Она даже не утрудилась пожать плечами, просто продолжала пристально смотреть на него. Наконец он, заикаясь, выдавил:
— Меня м-месяцами пытали в Фалконе. Они з-задавали мне вопросы, зная, что я н-не мог ответить. Эта п-практика неплохо меня п-подготовила.
Он не стал говорить всего остального: что он десятки раз отступался от себя самого во время тех пыток, или же потом, в черной пустоте своей камеры. Он обрекал себя на смерть, отринул все, кроме одной тоненькой ниточки, которая еще связывала его с жизнью. Он не забывал Венеру.
Она была единственной незавершенной частью его жизни, и он ухватился за возможность сбежать, потому что, возможно, снова увидел бы ее. Идея возвратить домой Дариуша послужила удобной легендой, предлогом, чтобы не потерять решимости в наиболее мрачные моменты — и ему действительно был небезразличен мальчишка. Но что не давало ему опустить руки — это надежда снова увидеть Венеру.
Раз и навсегда потерять этот шанс было равнозначно смерти. А если ему предстояло умереть, не увидев ее, то неважно, как больно ему сделают; по большому счету, боль так потрясала и ощущалась так непосредственно, что он принял ее почти с радостью. Сейчас в жизни ничего реальнее боли не было, и пока она продолжалось, ему оставалось с чем бороться, чего страшиться и чем напоминать себе, что он пока еще жив.
Зная, что неуязвим, он улыбнулся в глаза Телен Аргайр.
Кто-то ворвался в дверной проем.
— Эрик клянется, что видел, как она идет в будку. Должно быть, нырнула в тень или что-то в этом роде. Она сбежала.
Гонлин выругался.
— Она не сбежала. Она у мотля!
Чейсону удалось сфокусировать взгляд настолько, чтобы разглядеть выражение неприкрытого страха, разлившееся по лицу Эрика при упоминании укрывшегося в зарослях монстра. Он выплыл за дверь с расширившимися глазами.
— Отправляйся туда! — прикрикнул на него Гонлин.
Затем он повернулся к Телен Аргайр.
— Мы можем не уложиться по времени, — почти умоляющим тоном заговорил Гонлин. — Все должно было получиться не так.
Она подтянулась к Чейсону, продолжив бесстрастную оценку его состояния.
— Он не отвечает на болевое воздействие, — сказала она. — Я попробую кое-что другое. — Она подняла руку.
В тусклом свете фонаря показалось, что рука проросла паутиной. Гонлин вместе с Чейсоном пораженно смотрел, как ее пальцы расплываются во внезапно появившемся тускло-сером ореоле.
— Оно… работает здесь? — Гонлин, похоже, впал в благоговейный трепет от увиденного.
— Астероид экранирует меня от влияния Кандеса, — сказала Аргайр. — Я вам это говорила.
— Ну, да, но я это не очень представлял… — Гонлин сглотнул, наблюдая, как Аргайр потянулась вверх и возложила руку Чейсону на макушку. Тот на мгновение ощутил давление, а затем глубокий холод, словно по его черепу растеклась ледяная вода. Внезапно вся боль ушла, оставив адмирала удивленно моргающим.
Аргайр склонила голову, приблизив лицо вплотную к нему.
— Моноволокна проникли в вашу кожу и кость, и я сейчас отключаю вашу болевую реакцию, — сказала она. — Волокна начнут взаимодействовать с вашими нейронами и обучатся эмергентному языку вашего мозга. Для этого они должны на время стать частью данной системы. Соответственно, на несколько минут вы и я перестанем быть раздельными когнитивными сущностями.
Гонлин прочистил горло.
— Сомневаюсь, что ваша сес… Антея Аргайр сможет убедить мотля попытаться пробиться сюда. Но что, если она отправится к местным властям? Скажет им, что у нас в руках адмирал, которого все ищут?
Телен Аргайр холодно взглянула на него.
— Это займет всего минуту. Когда я закончу, мы сдадим адмирала Кормчему Слипстрима.
— А-а, — сказал Гонлин. — А мотль…?
— Он станет преследовать нас, — сказала Аргайр. — Мы используем население города как щит.
Гонлин явно не обрадовался этой идее, но Аргайр уже снова перевела внимание на Чейсона.
— Итак, — сказала она.
Чейсон поймал себя на том, что прокашливается.
— Не беспокойтесь, — сказал он.
Странно. С чего это он заговорил?
— Их обыкновенно страшит, — услыхал он собственный голос, — когда оказывается отброшена иллюзия индивидуальной идентичности. — Гонлин в ужасе уставился на него. Чейсон снова почувствовал, как шевелятся его собственные губы, и услышал, как внутри него отдается эхом его же собственный голос, произносящий: — Этот страх — побочный эффект процесса. На самом деле мы не стремимся к нему, потому что эмоции субъекта уже перестают оказывать существенное влияние.
Тогда до Чейсона дошла ужасная правда о том, что же с ним происходит.
И он ударился в панику.
* * *
Впереди вырисовывался второй цилиндр третьего квартета — наполовину как черная дуга, наполовину как чаша сверкающих городских огней. От каждого рывка пружинных крыльев спину Антеи иглой пронзала боль, а бедра дрожали от работы на стременах, но она была почти у цели. Дальше по курсу лежала ось гигантского городского колеса, к ней сходилась круговерть канатов, а мимо, словно свита самого цилиндра, величественно проплывали отдельные здания. В виду постоянно оказывались либо полицейские крейсера, либо гражданские суда. Если люди Гонлина вздумают здесь что-то предпринять, им это с рук не сойдет.
Если, конечно, они просто не возьмут винтовку и не пристрелят ее с расстояния в милю. У нее оставалась единственная надежда — затеряться на улицах внизу.
Она бросила еще один взгляд через плечо на темную кляксу астероида Раш. Взгляд получился прощальным — она узнала ту же самую странную дрожь в сердце, как и в тот день, когда она покидала Паквею, чтобы присоединиться к страже. Ей казалось, что она уже привыкла к подобным моментам, их случилось немало в ее жизни. Однако сегодняшняя душевная агония — ее не с чем было сравнить, хотя Антея и заслужила каждую ее секунду. Она положилась не на тех людей — нет, еще хуже, она положилась на саму себя, и в результате предала все, во что когда-либо верила, и двоих единственных людей в мире, которые ей были действительно дороги.
Ее слезы трепетали на слабом встречном ветру, рожденном полетом, и отлетали за спину, будто крохотные вешки, ведущие обратно к рубежному мотлю.
Ей замахал рукой регулировщик, и она послушно вошла в воздушный канал, обозначенный тремя тросами. Полицейский надел биолюминесцентную униформу, плюс фонари с вентиляторным наддувом на голову, запястья и лодыжки; будь у Антеи настроение хоть что-то примечать
