первый раз слышу, чтобы там купанием занимались, — пошутить решила. Ну, это от страха.
— Гражданка, рассказывайте, где у вас спрятаны деньги, а потом поговорим о методах борьбы с преступниками, — сделав как можно более деловую физиономию, вновь приблизил кончик лезвия к глазу Вадим.
— Нет у меня денег, — кончик мизерикордии практически коснулся глазного яблока, — В ванной есть вентиляционная труба, со стороны стены лючок. Да объясните же, кто вы такие?
— Сходи, Петро, проверь. Теперь рассказывайте, гражданка, где облигации.
Список возможных ценностей уже давно впечатался в сознание, хватило и работы по «раскулачиванию» Потапа.
Управились гораздо раньше трёх часов. Кроме картин в квартире оказались и три большие папки с карандашными и акварельными рисунками известных художников. В отдельных чемоданах были страшноватенькие поделки Пикассо и очень немаленькое количество фарфоровых статуэток. Облигации, как всегда, двух видов. Целый чемодан — и времён войны, и выпущенных позже, уже при Хрущёве. Также и небольшая папка-скоросшиватель с новыми — ровно тысяча двадцатирублёвых. Денег тоже хватало. Разных. Разных-разных. Шестьдесят восемь тысяч обычными рублями образца 1961-го, в основном в виде сторублёвок и четвертных билетов. Были доллары — одна пачка сотенных купюр. Круто, как говорит Пётр Миронович. Были марки ФРГ, франки, около тысячи английских фунтов, даже итальянские лиры с каким-то бородатым дедушкой. 1000 лир одной бумажкой — и таких сто штук. Много ли это? Смеются ведь над лирами — вроде меньше нашей копейки.
В отдельном саквояжике лежали царские золотые монеты. Пётр слышал о золотом червонце — а вот, оказывается, есть и пять рублей, и пятнадцать. Даже семь рублей пятьдесят копеек. Попалась и вообще несуразная — 37 рублей 50 копеек, или 100 франков. Здоровущая монета! Одна так даже оторопь организовала. 15 русов. Сколько это? Монет было много, кило на десять. Саквояж Фаина выдала, рыча и матерясь, как последняя бандерша в Одессе. Находился он под досками пола на кухне, под газовой плитой. Всё как всегда. Стереотип мышления.
Ещё были ордена — даже Суворова и Кутузова первой степени, а ведь их только большим генералам давали. Хотелось спросить, откуда дровишки, но время поджимало. Что с ювелиркой — гораздо более важный вопрос. Оказалось, что нету. Так-то есть, но в квартире нету. На даче в погребе замурованы в стене подпола. А дача где? Рычала, но, когда один глаз всё же выкололи, изъявила желание остаться со вторым. Назвала адрес. Присматривает за дачей соседка, бабка — ветеран войны. Плохо.
Оружие? У женщины? Оказалось, есть. Более того, есть под рукой. В ящике письменного стола нашли — маленький револьверчик из золота, с барабаном на пять патронов и цветочками разными выгравированными. Рукоять из слоновой кости. Красиво! Сказала, что называется «Swamp Angel». Ангелочек, блин.
Смешно получилось с посудой и столовыми приборами. Ну, лежат в ящике стола ножи и вилки — так поди определи, что они серебряные и золотые. То же и со стоящими в серванте супницами и салатницами — все из серебра. Марк Янович почти случайно это открытие сделал — нужен был нож отрезать кусок от простыни, взял на кухне и выронил. Вот по звону и определил. Ювелир всё же — не пропьёшь, тем более что шурин и не пьёт.
Кольца и разные цепочки в квартире тоже нашлись, но немного. Очевидно, хозяйка сама в свет наряжалась. Ну, больше не будет. Утопили. И ни капли жалости. Сколько советских людей в Ленинграде обокрала, скольких их банда убила. Муж с братом своё получили, а эта гадюка ушла от возмездия. При отправке на Большую Землю колонну разбомбили, и Дейч Фаина Львовна пешком по льду вернулась в город, отрыла захоронки и продолжила обирать умирающих от голода, только с двойной осторожностью.
С шофёром машины поступили некрасиво — только не было другого выхода. Видел в лицо при свете дня, и легко сможет опознать. Поэтому, как только выехали из Москвы, Вадим попросил остановить, мол, ну, в кустики прогуляться. Прогулялись вместе с шофёром, специально газировкой угостили. Там в кустиках Ваню хлороформом и усыпили (где-то добыл Тишков). Связали, закатали в ковёр и положили в кузов. После этого поменяли маршрут — пусть ищут потом в этом Лыткарино. Доехали до Переделкино, разгрузились. Стол со стульями даже соседские пацаны помогали носить. Всё чин чином — переезд на лето. Машину отогнали до этого самого Лыткарино и бросили на просёлке. Шофёра Ваню из ковра извлекли, развязали и приладили на законное место к рулю. Спит. Проснётся — сюрприз будет. А сами стали попутки останавливать. Повезло — остановили рейсовый автобус пригородный. На нём до Москвы и доехали.
В это время Марк Янович в гостинице алиби, как мог, организовывал. В своём номере громко включил магнитофон и звенел посудой. Громко смеялся. Вдвоём с Кошкиным постарались, изобразив пьяных, проскользнуть незаметно, когда много народу входило. Может, и получилось.
Событие сорок второе
Домо-о-ой, домо-о-ой, домо-о-ой.
Там так сладко бьётся сердце северных гор,
Домо-о-ой.
Снова остаётся бесконечный простор за спиной.
Позади ночная брань чужих городов.
Дома красили траву в зелёный цвет. Почти шутка. Пётр ведь позвонил Романову и предупредил, что приедет семейство Брежнева, правда, без главного «семьянина» — вот и развили бурную деятельность. Травы ещё нет, зато есть поребрики и тополя. Есть куда известь изводить. Ещё мели. Вот это правильно — после зимы полно мусора осталось, одних собачьих какашек — тонны. Белили бы и без Брежневых, всегда город прихорашивают к Первому Мая, но тут вдвойне.
Успел остановить одно действо. Проезжая мимо гостиницы «Турья», увидел, как разгружают краску и всякие извёстки. Рядом и председатель горисполкома горлом (не руками) руководил.
— Михаил Петрович! Рад тебя видеть живым и здоровым.
— Ну наконец-то ты вернулся! С ног после звонка из Москвы сбились.
— Михаил Петрович, а ты когда-нибудь ночевал в комнате, которую только окрасили? — Романов заозирался.
— Так ещё пять дней! Высохнет.
— Высохнет. Только запах останется. Ну и нельзя Брежневых селить в этот клоповник.
— Там нет клопов! Только что разговаривал с директором.
— А тараканы?
— И что делать? — Романов пнул ведро с цементом.
— Поселим у меня, а мне на пару дней подбери из тех квартир, что для капремонта держишь, — Пётр ещё в самолёте это обдумал. Брежневых, правда многовато, но ведь и квартира трёхкомнатная. Два-три дня потерпят друг друга — нужно только пару кроватей завезти.
Были минусы. Во-первых, в шкафах полно вещей — не перевозить же их. Во-вторых, мебель. Нет, Штелле не боялся,
