отделения проступило сквозь пелену дождя, Корби перешел на шаг. Его немного шатало от усталости и от странного пьянящего чувства, которое поднималось у него изнутри, от сердца.
Последние сто шагов. Вот вход в отделение. Мокрый шлагбаум, едва различимый силуэт полицейского за забрызганным дождем стеклом сторожевой будки. Корби подумал, что опоздал, а потом увидел, что ему навстречу идут две фигуры.
Тяжело дыша, он остановился посреди улицы, согнулся и упер руки в колени. Несколько долгих секунд Корби не шевелился, потом поднял лицо и посмотрел на идущих людей.
Отец Ника защищался от стихии хлопающим черным зонтом. Он явно не справлялся с этой задачей и сильно промок. Его походка была рассеянной и шаткой. Корби подумал, что Олег Борисович пьян больше, чем обычно.
Ник был в сером дождевике. Он придерживал руками края прозрачного пластикового капюшона. Его лицо выглядело усталым и больным. Он смотрел себе под ноги и щурился, когда дождь попадал ему в лицо.
Корби стоял посередине тротуара, прямо у Ника на пути. Двое подростков встретились взглядом. Корби кончиками пальцев провел от середины своего лба к виску, стряхнул воду с алой пряди.
Ник снова устремил взгляд себе под ноги и начал обходить Корби, потом тревожно дернул головой и вновь посмотрел на него. Он узнал.
– Ник, – сказал Корби.
Ник остановился.
– Кто это? – спросил Олег Борисович.
– Корби, – сказал Ник.
Корби молча протянул ему руку. Ник взглянул на нее, но в ответ руки не подал. Он выглядел вялым, наполовину спящим. По лицу Корби прошла нервная судорога, и он опустил руку.
– Коля, – опомнился отец Ника, – тебя искала полиция.
Двое подростков не обратили на его слова никакого внимания.
– Откуда ты здесь? – спросил его Ник.
– Ты сам сказал, что тебя вызывает Крин, – напомнил Корби.
– Зря сказал, – пожалел Ник.
Повисла пауза.
– Я не рад, что ты впутал моего сына в эту историю, – заметил Олег Борисович, – но я бы тебе советовал пойти с нами и рассказать им, почему ты убежал, и вообще… все остальное.
– Зачем ты пришел? – поинтересовался Ник. – Я же говорил, что не хочу тебя видеть.
– А я тебя – хочу, – ответил Корби. – Я прошу прощения за все, что сделал не так, и хочу, чтобы ты тоже передо мной извинился.
– И за что мне извиняться? – спросил Ник. – За то, что я отмазывал тебя перед ментами? Или за то, что я еще жив?
– За то, что тоже сказал пустые слова, – ответил Корби.
– Да ладно, – усмехнулся Ник, – и когда же?
– О чем это вы? – не понял его отец.
– Когда сказал, что тебе понравилось думать, что я умер, – пояснил Корби.
– Это была правда, – тихо ответил Ник, – и я не буду извиняться. Пойдем, пап.
Он отвел глаза, втянул голову в плечи, еще сильнее сжал края своего капюшона и попытался обойти Корби. У него не получилось. Корби преградил ему путь, скользнул рукой в карман, вытянул нож и приставил его к своему горлу. Его движение было очень быстрым. Ник вздрогнул, но ничего не успел сделать.
– Если ты этого хотел и тебе нравилось об этом думать, ты можешь это увидеть, – сказал Корби. – Мою смерть.
Он чувствовал, как холодное лезвие прижалось к его коже. Острый кончик колол под самым ухом.
– Я не имел в виду, что тебе надо убивать себя, – сказал Ник.
– Ты имел в виду, что хочешь знать обо мне, как о мертвом, – напомнил Корби, – но чтобы быть мертвым, надо умереть.
Он не заметил, как порезался, просто увидел, что вниз по его руке вместе с дождевой водой сбегают размытые струйки крови. Он поранил подушечки пальцев, когда вытаскивал из кармана повернутый лезвием кверху нож. Ник тоже увидел кровь, но не понял, где рана. Ему показалось, что Корби режет себе шею. Он перестал придерживать капюшон своего дождевика, тот заполоскался на ветру и слетел. Лицо Ника было бледным, взгляд – немигающим.
– Прекрати, – хриплым, срывающимся голосом попросил он.
– Значит, это были пустые слова? – спросил Корби.
– Да, – прошептал Ник. – Если хочешь, это были пустые слова. Ты добился своего.
Его взгляд не отрывался от струйки крови, стекающей вниз по руке Корби.
– Ты не хочешь, чтобы я умер? – спросил Корби.
– Не хочу, – сказал Ник. – Я вообще не хочу, чтобы умирали люди.
Корби медленно опустил руку с ножом.
– Никогда не говори, что хочешь чьей-то смерти, – попросил он, – и никогда не отвергай друзей. Андрей умер за то, чтобы быть нашим другом. Я этого не забуду. Я буду таким, как он. Если надо, я умру.
Ник с лихорадочным блеском в глазах смотрел на него. Вся его вялость вдруг исчезла. Его затрясло.
– Ублюдок! – закричал он. Корби увидел его взметнувшуюся руку, но не успел защититься. Она мелькнула в воздухе и врезалась ему в подбородок. Он выронил нож и навзничь упал на мокрый асфальт. Ник наклонился к поверженному другу и схватил его за ворот майки.
– Вздумал меня шантажировать? – спросил он.
– Нет, – сказал Корби, – вправить тебе мозги.
Он вцепился в руки Ника и сделал подсечку ногами. Они вместе выкатились на край проезжей части. Мимо с истерическим гудком вильнула легковая машина. Корби оказался в завихрениях стремящейся к водостоку дождевой воды. Он попытался ударить Ника, но тот схватил его за руки и, навалившись всем своим весом, положил на лопатки.
– Это ты здесь неадекват, – процедил он. – Все из-за тебя.
– Мы друзья! – крикнул ему в лицо Корби.
Олег Борисович бросил зонтик, схватил сына за плечи и начал оттаскивать от Корби.
– Хватит, – потребовал он.
Хватка Ника ослабла. Корби воспользовался ситуацией, вывернулся из-под друга и подобрал Анин нож.
– Пусти! – закричал на отца Ник.
Корби увидел, что от отделения к ним бежит постовой, и вновь приставил лезвие к своему горлу.
– Я убью себя, – предупредил он.
Он стоял на коленях и смотрел на полицейского. Его руки были перепачканы кровью и придорожной грязью, глаза безумно сверкали. Полицейский в нерешительности остановился.
– Чрезвычайная ситуация, – сообщил он в рацию.
Ник зло оттолкнул своего отца и поднялся на ноги. Пуговицы его дождевика лопнули. Корби тоже поднялся.
– Либо ты со мной – либо я умру, – сказал он.
– Хватит, Коля, – задыхаясь, попросил отец Ника. – Мир не делится на черное и белое. Умирать не обязательно.
От отделения бежали еще люди. Корби медленно вдавил лезвие в свою кожу. «Сейчас будет больно, – подумал он, – даже больнее, чем когда я резал руки». Корби почувствовал под пальцами пульс. Он почувствовал, как близко его жизнь и как близко его смерть. Сейчас он сделает то, что
