Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
– На всех, кто пострадал при исполнении, орденов не напасешься…
– Тогда хотя бы медаль.
– И их тоже, – улыбнулся Данилов. – И потом – зачем она мне? Костюмов я практически не ношу, а на футболку или свитер награды не цепляют. Будет она пылиться в шкафу вместе со скрипкой…
– А что с ней? – удивился Полянский. – Почему она пылится?
– Не пылится, конечно. Это я так, образно. Просто лежит она пока без дела.
– Нет желания играть?
– Его – хоть отбавляй. Нет возможности.
– Что мешает?
– Нога, – тоном Шерлока Холмса, говорящего «Это же элементарно, Ватсон», произнес Данилов. – Стоя не получается, нагружать еще рано, сидя играть не умею. То есть невкусно мне играть сидя. Смычком по струнам водить могу, а играть – нет. Вроде все то же самое, но на самом деле совсем не то.
– Как резиновая женщина.
– Не было у меня таких, не с чем сравнивать.
– А ты попробуй играть лежа, – посоветовал Полянский. – Вдруг понравится?
– Хороший совет, – похвалил Данилов. – Люблю я их. Помню, приехал я на «Скорой» в дурацкий дом: шестнадцать этажей, два лифта, оба пассажирские. Вызвали нас на последний, шестнадцатый этаж, там мужик с инсультом, здоровый такой бугай, десятипудовый. Заносим его с водителем в лифт на мягких носилках, он все пространство занял, водителю не войти. А соседка, наблюдавшая за процессом, советует: «Вы его поставьте к стеночке, чтобы места меньше занимал, а внизу опять на носилки положите».
– Это ты к чему? – не понял Полянский.
– К хорошим советам. Услышишь один хороший совет и сразу же вспоминаешь про другой. Как говорили древние латиняне: «Facile omnes, cum valemus, recta consilia aegrotis damus» («Все мы, будучи здоровыми, легко даем хорошие советы больным». Публий Теренций Афр.) Перевести?
– Спасибо, не надо, – огрызнулся Полянский. – Только вот не вижу сходства между советами. Я даже в каком-то кино видел, как старый музыкант перед смертью играл на скрипке лежа.
– Хорошая аналогия, – рассмеялся Данилов. – Молодец, Игорь, уел меня по полной, крыть нечем. Только не говори, что ты ляпнул это без всякой задней мысли, не порти впечатление.
– Да я не то хотел…
– Я же просил тебя не портить впечатление! – напомнил Данилов. – Все, решено: на смертном одре непременно сыграю на скрипке. Надо бы разучить что-нибудь подходящее, жалостливое.
– «Реквием»? – уточнил Полянский.
– «Реквием» на одной скрипке – профанация, приправленная изрядной долей глумления, – покачал головой Данилов. – Да и длинный он, «Реквием»-то, надоест играть, да и слушателей замучаешь. Нет, последняя песня должна быть пронзительной, но короткой. И непременно сложной в исполнении, ведь ничего больше уже не сыграешь… Например, Тартини, «Sonate du diable» («Дьявольская соната») или хотя бы из Корелли.
– Что-нибудь этакое, заунывное…
– Заунывное – это, пожалуйста, на саксофоне, – слегка нахмурился Данилов. – Скрипка не может быть такой. Печальной или, как чаще говорят, лиричной – да, но не заунывной. Заунывный – про духовые инструменты. Чего ты улыбаешься?
– Да просто представил, как сидит сейчас где-нибудь саксофонист и рассуждает о том, что заунывными могут быть только смычковые инструменты! – рассмеялся Полянский.
– Возможно, – согласился Данилов. – Кому что нравится. Да, вот что, не пора ли нам доесть все, что ты так бодро натаскал, и перейти к десерту?
– А что у нас на него? – полюбопытствовал Полянский.
– Кофе и коньяк. Можно вместе, по отдельности или выбрать что-то одно, только предупреждаю, что запасы коньяка, в отличие от кофе, ограничены.
– Самого вкусного всегда бывает мало, – ответил Полянский. – Так, что тут я еще не пробовал?..
Под коньяк Полянский вспомнил, что он как-никак большую часть своей трудовой биографии провел на одной из кафедр Научно-исследовательского института питания РАМН, и стал нахваливать Данилову кафедральную жизнь.
– Спокойная работа, никаких ночных бдений. Да что это я, там и вечерних не бывает. Вокруг – культурные люди, не быдло какое-нибудь. Всегда есть возможность подработать. Опять же – научный рост, репутация, всякие поездки на симпозиумы и конгрессы…
– Никогда не слышал от тебя сразу столько хорошего про кафедральную жизнь, – не выдержал наконец Данилов. – Обычно ты характеризовал ее в минорных тонах. Так когда же ты врал: тогда или сейчас?
– Никогда, – улыбнулся Полянский. – Я вообще очень редко вру, если ты успел заметить. Просто тогда я больше внимания уделял мелочам, шел на поводу у эмоций. Теперь, по прошествии времени, я вспоминаю кафедру с тихой печалью. Ностальгирую, можно сказать. Недавно в гости заезжал.
– Даже так?
– Да, – подтвердил Полянский. – Привыкаешь же к людям, к месту…
– К начальству…
– А что руководство? – пренебрежительно скривился Полянский. – Оно везде одинаковое. У начальства свои цели и задачи, у нас – собственные. Непримиримые противоречия. Только на кафедре, знаешь ли, все как-то душевнее и проще, нежели в крупном медицинском центре, особенно с учетом того, что весь высший менеджмент в – иностранцы.
– Что, достали? – посочувствовал Данилов.
– Да нет, просто истина познается в сравнении.
– Что имеем – не храним, потерявши – плачем?
– Не совсем… Просто время сглаживает острые углы, из памяти выветриваются досадные мелочи и ты начинаешь смотреть на вещи более глобально, что ли.
– Жалеешь, что ушел?
– Переживаю, что не защитил докторскую, – вздохнул Полянский. – Доктором наук быть всегда лучше. Работая на кафедре, защититься всегда проще.
– Странно, – удивился Данилов, – раньше ты говорил, что твой заведующий намеренно тормозит все докторские, потому что боится молодых соперников.
– Было и такое, но при большей настойчивости с моей стороны… Ладно, чего уж там, старуха История не знает сослагательного наклонения. Ты, Вова, если вдруг тебя занесет нелегкая на кафедру, не расслабляйся и ворон не лови. Поставь себе четкий план: три года на кандидатскую, три года на докторскую и придерживайся его неукоснительно.
– И еще три года на то, чтобы пролезть в академики. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… (Несколько искаженная строка из «Песни про сражение на реке Черной» Л.Н. Толстого, ставшая крылатым выражением. В оригинале: «Гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги, а по ним ходить».)
– Я говорю о реальных сроках, а не фантазирую! – Полянский, кажется, слегка обиделся. – Ну, пусть не три года на докторскую, а четыре. Только не надо расслабляться и опускать руки. Ты слушай, что тебе умные люди советуют! Я когда-то тоже так вот ухмылялся, думал, что все успею. Молодой был, глупый… Был бы умный…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
