вибропиле.
После чего втянулись мы с Бейго в тростник в направлении Вездетанка. А через пять метров волочения бобёр от пилы отцепился. Башкой трясся (видимо, последствия бултыхания на вибропиле), глаза косящие пучил. Но посмотрел этими косящими глазёнками на нас гордо и победно, а после, пошатываясь и зигзагом, утопал в сторону хаток. А прочие бобры нас и не преследовали.
— А смысл нам с ними воевать, Бейго? — начал пояснять я на удивлённо-вопросительный тявк, на тему “а что это мы от жалких бобров бежим, Хозяин?!” — Они только свои хатки защищают, похоже. И зачем они нам, хатки эти? Воды мы в этом месте не наберём, заболочено всё, — на что пёс демонстративно пощёлкал клещами. — А эти бобры вообще съедобны? Да и много их, перебить придётся всех, да и с их зубами опасность и тебе, и мне есть, — на что Бейго возмущённо помотал головой. — Есть, Бейго. Они корабельную броню прогрызают. В общем, нам проще и правильнее с ними просто не связываться. Объехать хатки и набрать воды спокойно, подальше от запруды, — подытожил я, на что собакен, задумавшись, кивнул.
Вернулись мы к Вездетанку, Светка рассказ послушала, посмеялась уместно и неуместно. Неуместно, потому что в заляпывании комсомольца и его собаки илом и тиной — нет совершенно ничего смешного! А уместно потому, что вибробобёр — это и вправду смешно.
Но насколько же лютые у этих зверюг выходили зубищщи! Нет, по прогрызенной броне Хариуса было, в общем, понятно. Но удерживать вибропилу на атомной батарее зубами, минуту, а то и больше… А потом волочиться на ней и оставить на полотне вдавленные следы зубов! В общем, эти зубищщи — что-то труднопредставимое по твёрдости и прочности. Про силу мышц бобровой челюсти можно даже и не говорить.
В итоге прорубили по заболоченной местности крюк, подъезжая к небольшому, но уже явно не “иссыхающему в болотах”, как после плотины, ручейку. И Вездетанк нормально выехал почти на берег: он был влажным, но не намертво заболочен. А бобры только вдали бултыхались. Ехидствовали и ругались на нас, по-своему, по-бобриному. Но не подплывали, тиной не кидались, струй бобровых в наш адрес не пускали, так что пусть их.
Правда, набирая воду, заметил я на противоположном берегу пару огромных, чёрных кабанищ. Мопс запросил разрешение “потенциально опасную фауну” истребить, но я не дал. Поскольку слово комсомольское держал — свинину без веской причины не трогать. А свиноты напились, похрюкали, посмотрели на нас ехидно и заносчиво, а после утопали в чащу. Я же пытался понять, как они так в цветах извалялись, что эти цветы на кабаньих шкурах отпечатались? Впрочем, неважно: извалялись, как свиньи. Как им, в общем-то, по статусу и положено.
Набрали воды, обеспечив себя и Вездетанк ею с запасом (если Светка, конечно, не ударится в неостановимое ваннопринятие, но на это, вроде бы, ничего не указывало). На следующий день попался ещё один козёл, очень кстати, поскольку мясо его предшественника подходило к концу. И не прожорливые мы проглоты, как Светка врёт, а просто со здоровым аппетитом!
Я на её ехидное нытьё даже возмутился, на тему, что если уж товарищу Радужной так в тягость готовить, то я и сам могу!
Так Бейго жалобно заскулил, а Светка с совсем ехидным выражением лица озвучила:
— Жорочка, я вот помню: как-то ты готовил.
— Готовил, — несколько сбавил тон я.
— И вот я припоминаю, что у тебя получилось… — не договорила Светка, захлопав ресницами.
— Нормально получилось! — буркнул я. — Съедобно!
— Химеризованному Самому Прочному Комсомольцу Верхазову — конечно, съедобно, — захихикала рыжая. — Если он с ЗЖКТРУ, конечно, — покивала она.
— Я что, виноват, что эта курица такая сволочная попалась?! — возмущался я. — Она, по-моему, такая древняя была, что людей в пещерах застала!
— Да, — серьёзно покивала Светка. — На вкус у тебя вышла настоящая окаменелость. Даже грызть этот антиквариат было жалко — археологическая ценность! — вредно захихикала она.
И Бейго, предатель мохнатый, тихонько ей одобрительно подтявкивал!
— В общем, — хлопнул я по панели, прекращая зловредный глумёж над хорошим собой. — Если тебе лень готовить, и ты так занята, Света, то я сам готовить буду!
— Да не лень, Жор. Просто жрёте вы, как…
— Здоровые и нормальные мы!
— Вот ты…
— Ой всё! — коварно применил я подлый Светкин приём против неё самой.
— Жор… — растерянно уставилась на меня рыжая.
— Ой всё! — победно припечатал я, ликуя.
Нашлась на всяких управа, хех. Замолчала, только глазами растерянно лупает!
Но моя безоговорочная победа в диспуте еды нам не добавляла. Так что на следующий день направился я на козлиную охоту. И в этот раз мне так не повезло, как в прошлый раз: мерзкие лосиные вши, противно гудя, накинулись на тащимую мной обезглавленную добычу. Было их относительно немного , но были: очень неудачно козёл упал, пришлось, возвращаясь к Вездетанку, делать крюк и возвращаться к месту, куда голова шмякнулась.
Добежал до транспорта, в облаке этих гадких насекомых. В кессоне вшей противных разогнали. Вот только после их сволочного налёта пригодного в пищу мяса осталось совсем слёзы.
— Ладно, на пару дней хватит, — вздохнул я. — А на будущее — надо подальше от Вездетанка охотиться. Место получилось чертовски неудобное: козёл сам себя в тупик загнал, а оттуда было, не попав на вшей, не выбраться. Я в видимости Вездетанка старался оставаться, вот и вляпался в лосиных вшей, — пояснил я на вопросительный Светкин взгляд.
— Вообще — охотиться в пределах видимости, Жора — это разумно.
— Разумно, только голодно выходит, — хмыкнул я. — По электроактивности, если что, будешь стрелять, Мопс. Или радару.
— Так точно, товарищ Жора, буду! — отозвался БВМ.
В общем, на следующий день, я собрался и направился на охоту подальше от транспорта. Не выходя из зоны атаки Вездетанка, конечно, но подальше обычного. На радаре и датчиках, в километре, виднелась здоровенная туша — высоковероятно козёл. Для жирафы и шестилапого медведя — маловата выходила тварь. Тунгусский лось или пытался атаковать, или убегал, как и тунгусский же ведьмедь.
В общем, пробираюсь я по лесу, оглядываюсь, сам
