огромное зеркало, сверкала гавань с десятками белоснежных пассажирских пароходов, выкрашенных шаровой краской военных кораблей и сонмом яхт, рыбацких сейнеров и лодок. Два дня мы гуляли по городу, делали последние покупки, наслаждались отдыхом под тентами открытых кафе и ресторанов, где лакомились тунцом, кальмарами и каракатицей.
Наш теплоход «Убена», где мы занимали каюту люкс, поэтому, видимо, Мария вполне безболезненно перенесла морскую качку, взял курс через Южную Атлантику на север вдоль берегов Западной Африки. От Бискайского залива до Антверпена наше путешествие проходило в условиях штормовой погоды. Да и в Бремен мы прибыли по большой волне и в проливной дождь. Там ожидал мой экипаж, доставивший нас в Берлин.
Фюрер встретил меня с нескрываемой радостью, обнял, заставил рассказывать все подробно. Три часа он не отпускал меня от себя, слушая и слушая мой рассказ. Вскоре я собрал отснятые мною кадры, смонтировал двухчасовой фильм и показал его фюреру. Фюрер был в восторге. Удивительно, но, посмотрев фильм, он повторил фразу Ганфштенгля: «Вот она, за горизонтом жизнь».
Глава 39
Когда из допросной камеры ушел подполковник Савельев, в нее вошли майор госбезопасности Зотов и молодой лейтенант-переводчик.
— Военнопленный Баур, сядьте как положено. — Зотов решил сразу поставить эсэсовца на место и держать его в тонусе.
— Не могу, господин майор, культя очень болит.
— Я сказал, сесть прямо! — повысил голос майор, но кричать не стал.
— Скажите, господин майор, какой вам будет прок от того, если я сяду прямо, начнется страшная боль, от которой я могу потерять сознание, а вы лишь потеряете свое драгоценное время.
— Ладно, черт с вами, по мне, хоть ложитесь на пол. — Зотов махнул рукой. Предупреждаю, Баур, отвечать ясно, четко и, главное, правдиво. Представленные ложные сведения усугубят ваше положение. Вам ясно?
— Куда уж яснее, господин майор. Ваши коллеги, допрашивавшие меня в госпитале, не раз предупреждали об этом.
— Прекрасно, тогда начнем. О чем вас расспрашивал подполковник Савельев?
— Извините, господин майор, я такого не знаю.
— Не дурите, Баур, он только вышел из этой камеры.
— Он не представлялся, поэтому я не знаю его фамилии.
— Так о чем шла речь?
— Господин майор, я дал подписку о неразглашении, она у господина подполковника. Неужели вы думаете, я хочу раньше срока получить пулю в затылок? — Баур наслаждался испорченным настроением майора Зотова. Тот прямо на глазах скис и ссутулился. Но быстро взял себя в руки.
— Это я к слову, так сказать, проверял вашу честность. Баур, в предыдущих показаниях вы утверждали о вашей последней встрече с Гитлером около восемнадцати часов 30 апреля. Затем часа два-три вы собирали свои вещи, готовясь покинуть бункер рейхсканцелярии. В двадцать один час вам сообщили о самоубийстве Гитлера. Вы подтверждаете это?
— Да, господин майор.
— Вы также утверждали о готовности запасной взлетной площадки на Шарлоттенбургском шоссе в Тиргартене. Там могли садиться и взлетать самолеты 30 апреля?
— Только малогабаритный «Физилер-Шторьх» с коротким разбегом.
— Скажите, Баур, сколько потребовалось бы времени добраться из бункера до этой площадки?
— В нормальных условиях минут двадцать, но там шли ожесточенные бои, под плотным артиллерийским и минометным огнем дорога заняла бы часа полтора.
— Следовательно, — майор оживился, — Гитлер и сопровождавшие его люди вполне могли за это время достичь ожидавшего их там самолета?
— Теоретически могли, практически нет. Я уже многократно утверждал, фюрер не мог ни с кем улететь, кроме меня. Как пилоту, он верил только одному мне. Кроме того, он был в таком состоянии, что его танком на буксире из бункера невозможно было вытащить, он очень боялся получить ранение или быть захваченным в плен вашими солдатами.
— Это все лирика, Баур, ваши фантазии и домыслы. Главное, вы подтвердили возможность бегства. Но вам ведь не известны тайные замыслы Геббельса, Бормана, Мюллера по спасению Гитлера?
— Я о таких не слыхал.
— Вот видите! А они были, Баур, были! По нашим сведениям, Гитлера по приказу Геббельса усыпили снотворным, завернули спящего в брезент, и эсэсовцы уволокли его к самолету, который взял курс на юго-запад. Вот так, Баур. Но главное, вы подтвердили, что за те три часа, от времени вашей последней встречи с Гитлером до информации о его кончине, вполне можно было добраться до самолета в Тиргартене и покинуть Берлин.
— Господин майор, все это несусветные глупости. Посудите сами, «Физилер-Шторьх» просто не смог бы дотянуть от Берлина до какого-либо пункта в Баварии или Австрии. Заправиться ему было тоже негде, везде наступали американские войска.
— Меня это, Баур, вовсе не интересует. Главное, Гитлер мог покинуть Берлин. Собственно, и Раттенхубер согласен с подобной точкой зрения.
— Раттенхубер может утверждать все, что ему или, скорее, вам, угодно. А что же тогда случилось, по-вашему, с фрау Гитлер? Она что, тоже бежала?
— Нет, Баур, ее просто застрелили, а потом вложили в рот ампулу с цианистым калием и сожгли во дворе вместе с каким-то бедолагой, подбросив тому всякие безделушки Гитлера.
— Все это бред, господин майор.
— Полегче, Баур, это вы в бреду, а мы работаем только с фактами. Вот вы утверждали о безусловной гибели Бормана и Мюллера, клялись, что сами видели их смерть, так?
— Я никому никогда не клялся, не считая моей присяги. Да, я видел собственными глазами возможную гибель Мюллера и Бормана, но я лично не проверял, живы ли они. Это было невозможно под плотным огнем ваших войск.
— Вот, Баур, в этом все и дело. Возможно, видимо, я полагаю, вероятно… Вы либо лжете, либо ведете с нами хитрую игру. Давно пора рассказать все честно и правдиво. Продолжим. — Майор порылся в толстом деле Баура, сделал закладку. — Вы утверждали, что 24 апреля вместе с генералом авиации Мюллером находились на аэродроме Гатов, отправляя последние самолеты своей эскадрильи. По вашим словам, в нарушение вашего приказа один самолет «Кондор» остался на аэродроме. Почему? Кто нарушил ваш приказ? Куда впоследствии делся самолет?
— В чем была причина нарушения моего приказа, я не знаю. В тот же день ваши танки захватили аэродром в Гатове, перед этим все боевые самолеты перебазировались в Рехлин. Полагаю, «Кондор» сожгли снаряды ваших танков.
— Следовательно, вы не знаете судьбу этого самолета? Его гибель в Гатове — только ваша версия? Так?
— Так. Но версия очень даже вероятная.
— Ошибаетесь, Баур. Мы тщательно все проверили, не было в Гатове никакого «Кондора», когда на аэродром вошли наши войска. Равно как и других самолетов. Следовательно, «Кондор» улетел? Но куда, Баур? Если он был заправлен под завязку и имел запасные баки, куда он мог улететь?
— Не имею понятия.
