Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
«построения социализма в отдельно взятой стране». Кроме того, учение Марра расценивалось как противовес миграционной индоевропейской теории, положенной нацистами в основу своей экспансионистской геополитической модели. Особенно важным было то, что при помощи яфетической теории можно было доказать автохтонность славян в Европе, что разрушало нацистские построения об их пришлости и недоразвитости.
Накануне Второй мировой войны этногенетические исследования приобрели у советских историков и лингвистов особый размах. Это было связано с рядом причин. Во-первых, с перестройкой всей советской исторической науки с середины 1930‐х годов и необходимостью формирования новой концепции исторического пути народов СССР. Во-вторых, как ответ на этногенетические теории германских историков (школа Г. Коссинны), отводивших славянам ничтожную роль в мировом историческом процессе.
Советские историки, особенно в годы войны, доказывали исконность славянского населения в Европе, приводили аргументы в пользу высокого уровня его развития. Популярностью пользовалась идея о происхождении славян от скифов в результате непрерывного развития и перехода на новую этноязыковую стадию. В годы войны и в особенности в послевоенное время советские историки активно «ославянивали» древние народы и археологические культуры Европы, стремясь доказать особую роль славян в истории. Впрочем, уже в это время многие специалисты ставили под сомнение некоторые постулаты марризма. В частности, А. Д. Удальцов критиковал огульное отрицание роли миграций в истории. Надо признать, что в этногенетических исследованиях методология играла вторичную роль, подчиняясь идеологии советского патриотизма. Историки часто комбинировали идеи марризма и миграционные концепции.
Таким образом, марризм являлся чрезвычайно действенным инструментом в идеологическом обосновании особой исторической миссии славянства и народов СССР. Его теоретико-методологические основы позволяли перекроить ментальную историческую карту Европы, идеологически освоив ее пространства для советской (коммунистической) экспансии, и подогнать прошлое под идеологию советского патриотизма.
Тем сложнее объяснить причину разгрома марризма в 1950 году. Исследователи сходятся на том, что марризм, с его интернационализмом, национальным нигилизмом и классовостью, уже не отвечал новой советской патриотической идеологии. В марровской теории слишком акцентировалась классовая сущность языка. Подчеркивалось кардинальное различие языков социальных классов. В послевоенное время наметился курс на построение «общенародного» государства, лозунги классовой борьбы во внутренней политике звучали все глуше. На первый план выдвигались идеи, способные консолидировать советских граждан.
Возможно, определенную роль играли и внешнеполитические факторы. Победа коммунистической партии в Китае превратила эту страну в важнейшего союзника СССР. В марровской теории китайский язык представлял собой низшую стадию развития. Существуют свидетельства, что китайские студенты, приезжавшие в Советский Союз для получения образования, отказывались из‐за этого изучать советское (марровское) языковедение.
Все же необходимо подчеркнуть, что марризм, в силу его концептуальной эластичности, вполне мог соответствовать и новым идеологическим запросам. Историки приспособились корректировать наиболее одиозные стороны этого учения. Таким образом, марризм менялся эволюционным путем, поэтому шумный разгром этой теории нельзя объяснить только объективными причинами.
В ряду причин называется и субъективный фактор в лице Сталина. Вождь любил периодически подтверждать свой статус главного теоретика. Поэтому во многом появление статей Сталина против марризма носило спонтанный характер и обусловливалось его личными амбициями.
Дискуссия началась со статьи грузинского лингвиста А. Чикобавы, опубликованной 9 мая 1950 года в «Правде». В ней критиковались основные положения марристского учения. Газета объявила открытую дискуссию. Большинство приславших свои статьи высказались в поддержку марризма. Программную статью опубликовал последовательный маррист академик И. И. Мещанинов. Марристы и их противники были уверены в поддержке Сталина.
20 июня 1950 года, неожиданно для участников разгоревшейся дискуссии, «Правда» опубликовала статью Сталина «Относительно марксизма в языкознании». Лингвист С. Б. Бернштейн записал в своем дневнике:
Публикация статьи Сталина была полной неожиданностью не только для нас, но и для руководящих работников высших партийных инстанций. Многие марристы находятся в состоянии шока.
Основные идеи статьи были следующими. Во-первых, отрицалось положение о том, что язык является надстройкой над базисом, а следовательно, должен радикально трансформироваться с изменением социально-экономического строя. Во-вторых, из первого положения вытекало следующее: если язык не является частью надстройки, значит, язык нельзя считать классовым явлением. Сталин подчеркивал, что для государства, вне зависимости от господствующего строя, требуется единый национальный язык. Он утверждал, что язык является наследием истории многих поколений. Таким образом, постулировались созвучные поздней сталинской идеологии идеи преемственности и единства, а не революционного разрушения и преобразования.
О характерных признаках языка Сталин говорил достаточно расплывчато. Он признавал тесную связь языка и общества (язык – общественное явление, он является средством общения). По его мнению, фундаментом языка является грамматический строй и его основной словарный фонд, при этом подчеркивается, что грамматика и основной словарный фонд имеют большую устойчивость и сопротивляются насильственной ассимиляции. Языковое развитие происходит путем появления новых слов и включения их в имеющийся фонд, а не радикальной отменой имеющегося фонда.
Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путем взрыва, не путем уничтожения существующего языка и создания нового, а путем постепенного накопления элементов нового качества, следовательно, путем постепенного отмирания элементов старого качества, —
утверждал живой классик марксизма. Исходя из этого, Сталин подчеркивал, что языковеды должны обратить внимание на внутреннее развитие языка, а не увлекаться теорией скрещиваний. Наконец, в заключение Сталин признавал правильность широкого обсуждения вопросов языкознания и выступал за ликвидацию «аракчеевского режима», монополии марристов в языкознании.
После появления статьи Сталина стало ясно, что дискуссия как таковая закрыта. Теперь нужны только уточнения некоторых позиций. Они последовали в форме ответов на вопросы со стороны молодых наблюдателей за дискуссией. Это поддерживало видимость демократизма обсуждения, когда важнейшие вопросы обсуждались не только маститыми лингвистами, а также подчеркивало будущую роль молодых в утверждении сталинского понимания теории языка. 29 июня в «Правде» появилась сталинская заметка «К некоторым вопросам языкознания. Ответ товарищу Е. Крашенинниковой». 4 июля начал публиковаться своеобразный цикл «Ответ товарищам». Последовал ответ «Товарищу Санжееву». Рассуждая о роли диалектов, Сталин обронил фразу, ставшую настоящей головной болью для историков и археологов:
…Некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская «речь») русского языка, который лег в основу русского национального языка. То же самое нужно сказать о полтавско-киевском диалекте украинского языка,
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
