Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
однажды женщина, у которой родился ребенок, сказала ей, что может показать место, куда ее клюнул аист. Этот образ является в Швейцарии вариантом широко распространенной символики совокупления и рождения. Здесь мы имеем совершенный параллелизм между нашей интерпретацией и ассоциациями девочки: первая ассоциация, которую она привела в отсутствие всякого влияния со стороны, восходит к проблеме, которую мы предположили выше на теоретических основаниях. Я знаю, что бесчисленные случаи, опубликованные в психоаналитической литературе и определенно не навязанные извне, не смогли убедить наших критиков в том, что мы вовсе не внушаем пациентам свои интерпретации. Этот случай тоже не убедит никого из тех, кто твердо намерен приписывать нам грубые ошибки новичков – или, что еще хуже, обвинять в фальсификации.
[480] После этой первой ассоциации пациентку спросили, какие мысли у нее вызывает образ волка. Она ответила: «Я думаю о своем отце, когда он сердится». Это также полностью совпадает с нашими теоретическими рассуждениями. Можно возразить, что мы привели эти аргументы специально для этой цели, а потому они не имеют общей силы. Полагаю, это возражение отпадает само собой, если человек обладает необходимыми психоаналитическими и мифологическими познаниями. Судить об истинности гипотезы можно только на основании соответствующих знаний, и никак иначе.
[481] Первая ассоциация поставила на место волка аиста; теперь ассоциация к волку приводит нас к отцу. В народном представлении аист символизирует отца, потому что он приносит детей. Очевидное противоречие между сказкой, где волк – это мать, и сном, где волк – это отец, не имеет никакого значения ни для сновидения, ни для сновидицы. Посему мы можем обойтись без подробных объяснений. Я изложил эту проблему бисексуальных символов в своей книге. Как вы знаете, в легенде о Ромуле и Реме оба представителя животного мира, дятел и волчица, вскормившие близнецов, возведены в ранг родителей.
[482] Посему страх перед волком в сновидении – это страх перед отцом. Сновидица объяснила, что она боялась своего отца, потому что он был с ней очень строг. Кроме того, однажды он сказал ей, что плохие сны снятся только тогда, когда мы делаем что-то не так. Девочка спросила отца: «Но что мама делает не так? Ей всегда снятся плохие сны».
[483] В другой раз отец ударил ее, потому что она сосала палец. Она продолжала это делать, несмотря на его запрет. Может быть, это и есть тот грех, который она совершила? Едва ли: сосание пальца было просто анахроничной инфантильной привычкой, малоинтересной в ее возрасте и служащей скорее для того, чтобы рассердить отца. Вынуждая его на применение силы, она облегчала свою совесть от тайного и гораздо более тяжкого «греха»: выяснилось, что она соблазнила нескольких своих сверстниц к взаимной мастурбации.
[484] Именно из-за этих сексуальных интересов девочка и боялась своего отца. Но мы не должны забывать, что сон про волка приснился ей на пятом году жизни. В то время эти половые акты еще не были совершены. Следовательно, мы должны рассматривать историю с другими девочками в лучшем случае как причину ее теперешнего страха, которая, однако, не объясняет боязни отца в прошлом. Тем не менее можно ожидать, что и в прошлом имело место нечто подобное, какое-то бессознательное сексуальное желание, психологически соответствующее только что упомянутому запрещенному акту. Характер и моральная оценка этого поступка, естественно, осознаются ребенком гораздо меньше, чем взрослым. Чтобы понять, что могло произвести на девочку столь сильное впечатление, мы должны спросить, что произошло на пятом году жизни. В том году родился ее младший брат. Стало быть, она уже тогда боялась своего отца. Рассмотренные выше ассоциации показывают нам безошибочную связь между ее сексуальными интересами и страхом.
[485] Проблема секса, которую природа связывает с позитивным чувством удовольствия, предстает в сновидении о волке в виде страха, очевидно, из-за сурового отца, отстаивающего нравственное воспитание. Таким образом, сновидение стало первой впечатляющей манифестацией сексуальной проблемы, вызванной недавним рождением младшего брата; по опыту мы знаем, что при таких обстоятельствах у детей обычно и возникают все эти вопросы. Но поскольку сексуальная проблема всегда связана с историей некоторых приятных физических ощущений, которые воспитание обесценивает как «дурные привычки», она, по всей вероятности, могла проявиться только под личиной моральной вины и страха.
[486] Это объяснение, каким бы правдоподобным оно ни было, кажется мне поверхностным и неадекватным. В этом случае мы списываем все затруднения на моральное воспитание, исходя из недоказанного предположения о том, что воспитание может вызывать невроз. При этом мы игнорируем тот факт, что люди, вовсе не получившие никакого морального воспитания, тоже становятся невротиками и страдают болезненными страхами. Более того, моральный закон – это не просто зло, которому нужно противостоять, но необходимость, порожденная внутренними потребностями человека. Моральный закон есть не что иное, как внешнее проявление врожденного стремления человека к господству и контролю над собой. Влечение к доместикации и цивилизации теряется в туманных, непостижимых глубинах эволюционной истории человека и не может быть следствием законов, навязанных извне. Человек сам, повинуясь своим инстинктам, создал свои законы. Мы никогда не поймем причин страха и подавления сексуальной проблемы в ребенке, если будем принимать во внимание только моральную сторону воспитания. Истинные причины лежат гораздо глубже, в самой человеческой природе – в трагическом конфликте между природой и культурой или между индивидуальным сознанием и коллективным чувством.
[487] Естественно, было бы бессмысленно давать ребенку представление о философских аспектах проблемы; это, конечно, не возымело бы ни малейшего эффекта. Для ребенка совершенно достаточно, если мы убедим его, что в интересе к продолжению рода нет ничего предосудительного. Девочке объяснили, как много удовольствия и любопытства в ней вызывает проблема рождения и что ее беспочвенный страх есть не что иное, как то же удовольствие, но превращенное в свою противоположность. К истории мастурбации аналитик отнесся с терпимостью и пониманием, и дискуссия на эту тему ограничилась привлечением внимания девочки к бесцельности ее действий. В то же время ей объяснили, что сексуальные акты главным образом служили выходом для любопытства, которое она могла удовлетворить другим, более подходящим способом. Ее сильный страх перед отцом выражал не менее сильную экспектацию, которая из-за рождения младшего брата была тесно связана с проблемой репродукции. Эти объяснения оправдывали интерес девочки. На этом бо́льшая часть морального конфликта была исчерпана.
[488] Во время четвертой беседы девочка была мила и доверчива. Прежняя сдержанность и натянутость исчезли без следа. Она пересказала сновидение, которое приснилось ей после последнего сеанса: «Я выше церковного шпиля и могу заглянуть в каждый дом. У моих ног совсем маленькие
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
