лимузина, а мои руки вырываются, чтобы поймать ее и притянуть к себе.
"Эй, возвращайся в дом престарелых, если не знаешь, как переходить дорогу по зебре!" — кричит он.
Она смотрит на меня, обнимая, с тяжелыми глазами. "Когда я рассказала отцу, я не знала…"
"Это неважно". Я прервал ее.
"Я хочу, чтобы ты знал…"
"Я знаю все, что мне нужно знать, Эф. Я знаю, что причинил тебе боль, а ты дала мне второй, третий, чертов десятый шанс. Я знаю, что был наглым и жестоким, но ты никогда не отказывалась от меня". Ее нижняя губа дрожит, и я кладу на нее большой палец. Она целует подушечку моего большого пальца, и я беру ее на руки, возвращая туда, где ей самое место.
Солнце садится, когда я начинаю будить Эффи, заснувшую у меня на коленях в нескольких милях от фермы Бартлетт. Солнце разбивает горизонт на яркие лучи цвета меди и ржавчины. Заходящее солнце заливает теплым светом черный скот на пастбищах вдоль дороги, окрашивая их спины в цвет виски.
"Мы почти дома". Я глажу ее по волосам, снимая с головы фату, и в горле появляется кислый привкус, когда я понимаю, что она все еще полностью одета в свое свадебное платье.
" Дома?"
"Да, принцесса, дома". Она прижимается к моей руке, просыпаясь, и моя грудь сжимается от этого сладкого, бездумного движения.
Я осторожно усаживаю ее, выбираюсь из-под нее и опускаюсь на колени на пол лимузина. Я поднимаю одну из ее ног на каблуке на свое бедро и расстегиваю пряжку на ее лодыжке, пока она моргает от сна. "Ты потрясающая невеста, но ни за что на свете я не приведу тебя в свой дом в чужом свадебном платье". Я снимаю второй каблук, подвешиваю его к ремешкам на лодыжках, затем опускаю его и достаю нож.
Ее глаза расширяются, а затем темнеют, когда я щелкаю лезвием. Я зажимаю губу между зубами, и в животе у меня все бурлит от опасного желания, скрывающегося за ее взглядом.
Я разрезаю подол ее атласного платья. Мои глаза впиваются в ее глаза, когда я начинаю разрывать разрез по центру, обнажая ее шелковистые бедра. Чем выше я поднимаюсь, тем тише дыхание, и мое тело отзывается резким пульсом. На полпути к лифу ткань захлопывается. Я поднимаю ее лодыжку на плечо и провожу губами по икрам и внутренней стороне бедер, пока не добираюсь до зацепа. Я поворачиваю лезвие и втыкаю его в половицу.
Я смотрю на нее, зажав платье между зубами и разрывая его. Ее дыхание перехватывает в горле, а зрачки расширяются, когда я получаю неограниченный доступ к ее покрытой кружевами киске. Мое сердце бьется неровно, когда я вдыхаю ее освобождающий аромат, проводя носом по ее горячей сердцевине, чувствуя, как ее ноги дрожат по обе стороны от моей головы.
Я задираю ткань, щипая ее кожу, и рычу: "Моя".
" Твоя", — задыхаясь, соглашается она, когда я освобождаю свой нож из того места, где он застрял. Я хватаю верхнюю часть ее лифа, резко оттягиваю его от тела и разрезаю посередине, глядя ей прямо в глаза.
По моей спине пробегает жар, когда я переворачиваю ее на сиденье, поставив на колени. Чернота бурлит у меня в животе, когда я срываю с нее остатки платья, обнажая белое кружевное тело. Я провожу рукой по ее попке, твердой и горячей. Я лизнул ее позвоночник, а затем вытащил ее волосы из заколок. Они падают тяжелыми локонами на ее плечи, когда я переворачиваю ее на спину, чтобы она сидела прямо.
Я крепко сжимаю ее челюсть в кулаке. Я грубо оттягиваю ее подбородок в сторону и пожираю ее шею, вдавливая свое лицо в ее каскадные локоны и впиваясь в ее кожу до синяков. "Моя". Я кусаюсь, впиваясь в нее зубами.
Я обещаю: "Возможно, я не был тем человеком, которому суждено увидеть тебя в этом, но, дьявол мне свидетель, я буду тем человеком, которому суждено погубить тебя в этом". Она вдыхает воздух в знак согласия и, выгнув спину, толкает свои груди в мои жадные ладони. "Черт, я хочу разрывать тебя на части, ломать тебя по кусочкам, чтобы потом восстановить тебя как свою и только свою".
Я понимаю, что мы уже приехали, когда лимузин поворачивает и начинает ползти по каменистому гравию. Я стону в ее мягкую плоть. Она приподнимает мою голову, запутавшись пальцами в моих волосах, и мы оказываемся нос к носу. "Финнеас Фокс, я никогда не была никем, кроме тебя. Но я все равно позволю тебе попробовать…"
Она тянет меня на сиденье рядом с собой и поворачивается ко мне лицом, мои руки обхватывают ее толстые бедра. Машина останавливается, и она берет мое лицо в свои руки. Ее глаза цвета меда прикованы к моему, как будто слова ускользают от нее. За то время, что мы проводим вот так, без слов изливая друг другу душу и извиняясь, я слышу, как Альфи выходит из машины и уезжает на оставленном им автомобиле.
Она проводит большим пальцем под моим глазом, по щеке и подбородку. Ее прикосновение мягкое и искреннее. Я чувствую, что меня раскрыли и увидели. "Я никогда не извинялась за свою роль…"
Я останавливаю ее: "Ты не должна".
"Я хочу". Она кладет руку на мое сердце. "Мне жаль, что я играла с тобой. За то, что предала тебя. За то, что причинила тебе боль. Но я не жалею, что стала твоей женой".
У меня перехватывает дыхание, сердце замирает. "Скажи это еще раз".
Она поднимает бровь. "Мне не жаль, что я твоя жена".
С моих губ срывается довольное рычание, и я обхватываю руками ее талию, насаживая ее на свой растущий член. "У нас никогда не было настоящей брачной ночи".
На ее губах играет лукавая улыбка. "Это может стать нашей брачной ночью. Которую мы оба будем так любить".
"Да? И что же это будет?"
"Позволить мужу делать то, что он хочет. Зная, что я тоже этого хочу". Она соскальзывает с моих коленей и опускается на колени у моих ног, проводя ладонями по моим бедрам.
Темное удовольствие проникает в меня, когда я спрашиваю: "Хочешь поиграть, маленькая женщина?"
Ее нежный розовый язычок щелкает по зубам, когда она вскидывает подбородок и кивает, глядя на меня сквозь опущенные ресницы. "Все, что я хочу?" Она снова кивает, и по моему позвоночнику пробегает огонь.
