официальные отношения как с начальством, так и со всей труппой. Никто из артистов Большого театра не бывал у него в доме, в его семье, за исключением Ф.И. Шаляпина и Г.А. Бакланова, в связи с исполнением последним ролей в его операх «Скупой рыцарь» (Скупой рыцарь) и «Франческа да Римини» (Малатеста). Все общение с певцами ограничивалось репетициями и спектаклями в театре.
Когда Рахманинов писал эти оперы, он, конечно, имел в виду Шаляпина для роли Скупого и Малатесты и А.В. Нежданову для роли Франчески. Однако ни Нежданова, ни Шаляпин в первом исполнении его опер не участвовали.
Почему Шаляпин не пел Скупого, для меня совершенно непонятно. Как мог такой большой художник не увлечься созданием сложной и трудной в драматическом отношении роли Скупого в опере!
В глубине души Сергей Васильевич был, вероятно, задет отказом Шаляпина, хотя никогда ничего об этом не говорил, никаких причин не доискивался, а если случайно заходила об этом речь, говорил просто и коротко: «Значит, не нравится».
К этому периоду относится временное охлаждение между Рахманиновым и Шаляпиным. Вообще, мне кажется, что самые близкие, дружеские отношения существовали между ними в самом начале их знакомства в труппе Мамонтова и в конце их жизни, когда оба они, живя вдали от родины, тосковали по ней.
Нежданова отказалась от партии Франчески, потому что в ней не было колоратуры и, по мнению У.А. Мазетти, эта партия была слишком тяжела для ее голоса.
Сергею Васильевичу пришлось искать новых исполнителей, которых он нашел в лице Г.А. Бакланова и Н.В. Салиной. Бакланов при очень сценичной внешности обладал чарующим по тембру баритоном, необъятным по диапазону, силе и вместе с тем необыкновенной мягкости. Как актер он, конечно, уступал Шаляпину, но ему и в драматическом отношении удалось создать очень сильные и яркие образы Скупого рыцаря и Малатесты. Сергея Васильевича его исполнение во всех отношениях очень удовлетворило.
Франческу пела Салина. Можно только удивляться, как певице с большим драматическим голосом удалось так блестяще справиться с чисто лирической, очень высокой по тесситуре партией Франчески. Это требовало огромного мастерства, которым, впрочем, Салина вполне владела.
К 1904 и 1905 годам относятся выступления Рахманинова в качестве композитора, пианиста и дирижера в Кружке любителей русской музыки (известном и под названием Керзинский кружок). Я хорошо знаю жизнь и условия работы этого кружка, так как сама в нем участвовала, правда, только в течение сезона 1905/06 года, когда была на последнем курсе консерватории, но из шести концертов сезона выступала в четырех. Случилось это следующим образом: в классе у профессора У.А. Мазетти мы пели дуэты из опер, а дома очень увлекались камерным пением. Перепели множество дуэтов, и у нас выработался хороший ансамбль. О.Р. Павлова на год раньше меня окончила консерваторию и была принята в Большой театр. Товарищи по Большому театру сейчас же ввели ее к Керзиным. Она впервые выступила в Керзинском концерте 12 ноября 1905 года. Очевидно, она проговорилась о наших дуэтах, потому что мы получили приглашение приехать на следующую же репетицию.
Перспектива выступать в переполненном публикой зале Благородного собрания, конечно, меня очень волновала, но не меньшее, если еще не большее волнение я пережила, когда, приехав к Керзиным и войдя в зал, где шла репетиция, увидела перед собой несколько артистов Большого театра, которых знала по сцене, и пианистов-аккомпаниаторов. Это меня очень смутило, однако мы были так тепло встречены и Керзиными, и присутствовавшими на репетиции, что робость прошла, и я быстро освоилась с обстановкой.
Исполнение наше очень понравилось, и дуэты «Только что на проталинках» Ц. Кюи и «В огороде, возле броду» Чайковского были включены в программу следующего концерта. Нам аккомпанировал и в дальнейшем выступал с нами композитор и пианист Леонид Владимирович Николаев (позднее профессор Ленинградской консерватории). Мы стяжали славу хороших дуэтисток и в этом сезоне выступали еще в трех концертах Кружка любителей русской музыки, в которых исполняли дуэты Глинки, Даргомыжского и Аренского. Между прочим, шестьдесят четвертый концерт, юбилейный, мы заканчивали дуэтом Чайковского «Вечер».
В Керзинских концертах я пела под фамилией «Ленина». Хочется сказать несколько слов в пояснение псевдонима.
Оперный класс, который входил в программу последних курсов консерватории, совершенно нас, учащихся, не удовлетворял, и мы начали искать выход нашим стремлениям. Увлекшись работой первой студии Художественного театра, большая группа товарищей, в том числе, конечно, и я, решила организовать оперный коллектив, в котором вся постановка от ролей до декораций и костюмов включительно осуществлялась бы самими членами коллектива. Мы с увлечением принялись за работу и поставили «Иоланту» Чайковского, «Алеко» Рахманинова (я пела партию Земфиры), «Мадемуазель Фифи» и «Сын мандарина» Ц. Кюи. Спектакли мы ставили на клубных сценах и в зале Романова, где некоторое время давались концерты Керзинского кружка. Ввиду того что спектакли наши были с афишами, а консерватория не могла доброжелательно относиться к тому, что ее питомцы выступают на стороне не под ее флагом, большинство из нас, во избежание неприятностей и недоразумений с консерваторским начальством, выступало не под своей фамилией. Псевдоним я произвела от своего имени и пользовалась им в своих концертных выступлениях.
Деятельность Керзинского кружка сыграла огромную роль в деле пропаганды русской музыки среди широкой московской публики и тесно связана с именем Рахманинова.
Несмотря на бурный рост и расцвет творчества русских композиторов, их сочинения должны были отвоевывать себе место, принадлежащее им по праву. Достаточно вспомнить, как медленно проникали оперы Римского-Корсакова в репертуар Большого театра. С операми «Садко», «Майская ночь», «Царь Салтан» и другими москвичи впервые познакомились в Русской частной опере Саввы Ивановича Мамонтова. То же самое происходило и на концертных эстрадах. К тому же концертов было в Москве за сезон, сравнительно с настоящим временем, очень мало: десять симфонических и восемь камерных Русского музыкального общества и десять симфонических Филармонического общества.
Правда, в концертах исполнялись романсы Чайковского и других любимых композиторов, но это были обыкновенно самые выигрышные, уже знакомые публике; большинство же романсов лежало под спудом и до широкого круга слушателей не доходило. Между тем любители музыки, учащаяся молодежь настоятельно требовали русской музыки. Вот на этой почве и возник Керзинский кружок.
Основатели его – Аркадий Михайлович и Мария Семеновна Керзины – не были профессиональными музыкантами. Аркадий Михайлович, видный московский присяжный поверенный, любил и хорошо знал русскую музыку, так что с его мнением считался даже Рахманинов при составлении программ для симфонических концертов кружка. В одном письме Сергей Васильевич просит Марию Семеновну напомнить ему программу симфонического концерта, предложенную Аркадием Михайловичем. Мария Семеновна хотя и была пианисткой, но ее слабое здоровье мешало ей выступать в качестве аккомпаниатора, так что она принимала участие только в первых четырех концертах. Ее большая роль в деятельности кружка сказывалась иначе, о чем скажу в дальнейшем.
Главная заслуга Керзиных состояла в
