в назидание потомкам? Если же религия и вера покоятся на внутреннем содержании шариата, то почему ни один из улемов и шейхов нашего времени не следует по этому пути? Не может быть, чтобы все люди заблуждались и совершали ошибки! И тогда я пришел к убеждению, что все шейхи и праведники нашего времени находятся на неверном пути; что они сбились на путь лжи и кривды. Ведь я видел воочию все их пороки: шейхи — обманщики, улемы — взяточники. Сам же я не мог найти истинного пути, не мог уразуметь, почему истинный путь сокрыт, а путь ложный открыт широко, не мог понять суть бытия и сущность явлений.
Иные друзья советовали мне быть прилежней в учебе и перечисляли выгоды и преимущества, которые влекут науки и достаются улемам. Они изображали почет, которым окружен преподаватель, перечисляли подносы с изюмом и халвой, говорили о толпах никчемных людей и слуг, которые суетятся вокруг него. Они прельщали меня должностью казия, раиса, мударриса, называли имена знакомых, которые стали казнями, раисами. мударрисами в разных местах. Но я в душе не соглашался с ними, так как это был не истинный путь и таких посулов достойны те, кого уже нет в живых. Изюм же и халву можно раздобыть и другим ремеслом. Я никак не мог провести грань между казием и старостой села, между райсом и квартальным слугой, между мударрисом и учителем начальной школы. Напротив, в иных случаях я отдавал последним предпочтение перед первыми. Например, учитель начальной школы стоит выше мударриса тем, что он обучает детей, которые не видят в своем занятии никакой корысти. Мударрис же обучает людей, корысть которых вполне определенна. Дети, например, в начальной школе учатся по принуждению и не знают, зачем их заставляют учиться. Возможно, все или некоторые, а может быть, хотя бы один из них, получив образование, не осквернится мирской грязью и пойдет по верному пути.
Если же ты присмотришься к студентам медресе, го обнаружишь, что все они учатся ради чинов, жалований, успеха и почета. Если и найдешь среди них такого, который утверждает, что учится ради укрепления своего религиозного чувства, то при более внимательном рассмотрении убедишься, что его помыслы совпадают с помыслами мударриса, да иначе и быть не может. Если же проникнуть в мысли мударриса, то он ограничивается тем уровнем преподавания, которого он достиг, а затем застыл без движения. И тебе придется умолкнуть. Следовательно, этот мударрис подобен человеку, который дает меч разбойнику.
Поэтому я не стал мударрисом: я не видел никакой пользы от такого занятия ни в этом, ни в том мире. В этом мире, в нашей стране, мударрису платят триста динаров, на которые я не прельстился, сказав себе: «Ради такой ничтожной суммы не стоит терпеть шум взрослых и детей». Что ожидает мударриса в том мире, хорошо известно: за каждый дирхем, полученный здесь, потребуют два дирхема и том мире.
Другое похвальное занятие, на котором у людей калама зиждется религия и вера — это должности казня и раиса. Поскольку в наше время очень трудно идти по правому пути и поскольку обладателям этих должностей приходится соприкасаться с делами военных властей, то они творят насилие и обижают людей, лицемерят и благоволят к богачам, конфискуют имущество бедных в эмирскую казну и выносят фетвы, угодные прихоти правителя; они выносят незаконные приговоры об имуществе, принадлежащем сиротам, присваивают имущество, оставшееся без наследников. Можно утверждать, что казий и раис не выносят ни одного законного решения, что все решения их полностью незаконны и сомнительны.
Поскольку эти две должности очень высоки, то их обладатели вынуждены окружать себя слугами и свитой, которые кормятся или из кошелька казия, или из миски народа, не говоря уже об их развратном образе жизни, — ведь за вику слуги ответственность несет хозяин, ибо он содержит его. Если слуги чинят насилие или беззаконие, поступки эти ложатся на совесть раиса, так как слуги обрели дерзость под его покровительством. В силу этого и в городе и в деревне неизбежны жалобы как мусульман, так и кафиров на их мерзкие поступки, из-за разбитых голов, обесчещенных женщин, оскорблений, поборов, взимаемых ими за оформление разных бумаг у казня, из-за взяток в канцелярии эмира.
Жалование в этих должностях, начиная от простого казия или раиса и кончая верховным казием, составляет от тысячи до десяти тысяч динаров. Чинимые ради этого жалования беззакония лишают их воздаяния в том мире, а само жалование целиком или частично возвращается в казну. Права мусульман попираются часто и по всякому поводу, чтобы пополнить карманы господина казия или раиса, которые за это понесут возмездие на том свете.
Я видел, что те же самые деньги можно нажить ремеслом или торговлей. У некоторых евреев и купцов доходов побольше, чем у казиев. Поэтому, решил я, благородные знания не должны быть источником грязных доходов, и я ни за что не захотел стать казием или раисом.
Другая должность, к которой стремятся люди калама, — это должность мушрифа и дабира в змирской канцелярии. Это хотя и желанные, но опасные должности. Во-первых, обладатели их часто общаются с правителем, потому всегда находятся как бы в пасти дракона или на краю костра. Мушрифы и дабиры должны претерпевать тяготы дальних поездок, быть в свите эмира, вести книги учета в диване, подсчитывать расходы на эмирских слуг и свиту, жалование носителям разных постов. Хотя эти должности и оплачиваются высоко, но не обеспечивают душевного покоя, так как если мушрифы и дабиры и отдыхают, то не более трех часов в сутки, проведенных в смятении и беспокойстве, с кошмарными сновидениями. Ради приобретения насущного хлеба невозможно сносить все эти тяготы; ведь говорят же, что имущество существует ради покоя, а не жизнь ради накопления богатств.
Люди калама для достижения своих желаний стремятся также овладеть наукой фетвы, правилами составления заявлений об иске и других юридических документов. Будучи еще несведущим, я часто приглядывался к людям этого ремесла и убедился, что глаза их обращены к двери, к приношениям, в надежде, что явится человек с разбитой головой и побитым задом, и они смогут, составив ему купчую крепость или заявление об иске, содрать с него дирхем, научив его хитросплетениям шариата. Я видел, что споры и тяжбы возникают между подлыми и низкими людьми, что благородные никогда не сутяжничают и, по мере возможности, стараются удовлетворить иск противника, не доводя дела до решения муфтия и приговора казия. И я не захотел ожидать подачки от низких людей,
