Книга Танго втроем - Светлана Эрлих

— Но как это может быть связанно с моим сыном?

— Помнишь, что она у тебя взяла в качестве оплаты за услугу?

— Ничего, она отказалась от денег и вообще ничего не взяла.

— И все же вспомни, что она сказала?

Я напрягла память. Да, Лада говорила что-то странное про рождение ребёнка, вернее попросила меня родить второго, я тогда помню ещё пошутила по этому поводу.

— Роди второго ребёнка, этого будет достаточно. Так она сказала.

— Все правильно, вот тебе и разгадка. Эд — не твой ребёнок.

— Как это?

— Лада, как и обещала тебе, провела ритуал и сняла заклятье на смерть со всех вас троих, то есть тебя, твоего мужчины и ребёнка, которого ты тогда носила. Но такие вещи просто так не убрать. Их или переносят на другого человека и приносят его в уплату, или заключают новую сделку на чью-то жизнь. Ладе тогда повезло, она встретила одного колдуна на кладбище, он как раз искал себе вместилище. Он был очень стар, и жить ему осталось мало, поэтому ему нужно было найти кого-то, чтобы продолжить род. Лада заключила с ним сделку, чтобы не пришлось убивать Пилар. Сохранить всем жизни и отменить заклятие на смерть. А сделка заключалась в том, что ты подаришь новую жизнь. В общем, инкуб перенёс в твоё тело сперму этого колдуна, таким образом, в твоём теле и появился Эд.

— Ладно, хорошо, допустим это правда, — согласилась я. — Вот только что мне теперь со всем этим делать?

— Как я уже сказала, моя сестра не случайно направила тебя сюда, Эд подрос и входит в определённую стадию своего возраста, скоро он совсем окрепнет и стает таким же великим колдуном, как и его отец. Вот только ты с этим точно уже не сможешь справиться. Все, что могла, ты уже сделала, теперь он должен пойти своей дорогой.

— Он же такой маленький! — вырвалось у меня.

— Внешне да, но по возрасту нет. Пойми, чем дольше он будет с тобой, тем хуже именно для тебя. Колдуны не имеют привязанности и семейных ценностей, они никого не любят, им никто не нужен, поэтому он в скором времени может стать для вас опасен, когда начнёт входить в силу.

— Тогда что мне делать?

— Оставь его у меня, я выращу его как надо. Обучу тому, что сама знаю, а потом отпущу, вернее, он сам уйдёт, когда придёт его время.

— Вы понимаете, о чем говорите? Как я могу оставить ребёнка? Я, конечно, вам верю, и не потому что вы все так хорошо рассказали и объяснили. Я сама всегда чувствовала, вернее, в глубине душе понимала и знала, что, скорее всего, именно так все и будет. Эд никогда не проявлял ко мне нежных чувств, да и я к нему, если честно, тоже — ощущение, что эти чувства будто заморожены. Но как я объясню, куда я дела ребёнка? Я его сейчас оформила в детский сад, вы что думаете, никто не спросит, почему Дадо ходит в сад, а Эд нет?

— А ты никогда не замечала, как окружающие реагируют на Эда? Сколько людей, встретив тебя с детьми, будут способны назвать количество этих самых детей? Сколько людей видели и запомнили Эда?

— Я не знаю, хотя да, тут вы правы — многие скользят по нему взглядом и будто, в самом деле, не видят. Бывали случаи когда не понимали, о каком втором ребёнке я говорю, будто видели только Дадо.

— Вот именно, потому что колдуны умеют прятаться, ты же до самых родов не знала, что носишь двойню. Скажу больше, Эд уже умеет перекраивать реальность, и поверь мне, он тоже знает, зачем вы сюда приехали. Тебя никто и никогда не спросит о твоём втором ребёнке. Уверяю, что после того как ты улетишь, твоя память претерпит сильные изменения. Ты ничего о нем не будешь помнить, а Эд получит возможность стать тем, кем должен.

— Пойдём, я тебе покажу.

Живка встала и пошла по тропинке, что вела от дома в чащу леса.

Я послушно пошла за ней следом.

Шли мы недолго и очень скоро дошли до странной калитки с облупившейся краской, которая была встроена в железный, грубо сделанный забор. Перед оградой лежала жухлая трава и никакого намёка на то, что кто-то пользовался этим проходом в последние несколько месяцев. Живка подошла к этой калитке, я последовала за ней. Трава пружинила под ногами, как болотные кочки. Как-то в далёком детстве я с мамой ходила в лес — собирали бруснику на болоте, и ощущения были очень похожими. Кроны деревьев над нами сцепились, переплетая ветви так, что, несмотря на светлое время суток, здесь уже царили сумерки. Пахнуло прелой листвой и чем- то ещё, чего я никак не могла понять, но запах был не противным, а, наоборот, казался знакомым и тоже, как и трава под ногами, вызывал ассоциации из детства.

Впереди я увидела небольшой частный дом. Он совершенно не был похож на дом, в котором жила сама Живка. Потемневший от времени сруб сливался с окружающими его толстыми стволами деревьев. Но я, все же, сумела рассмотреть два окна спереди с покосившимися ставнями, небольшое крылечко с приступом сбоку и маленькое чердачное оконце под крышей. Живка тем временем поднялась на крыльцо и открыла большим железным ключом, почерневшим от ржавчины, навесной замок.

— Проходи в дом, — позвала она меня.

— Может, там ты все и поймёшь.

Я вошла и осмотрелась. Все в этом месте дышало древностью, не стариной магической, а именно очень старыми вещами, которые в наше время можно встретить лишь в богом забытых деревеньках.

Внутреннее убранство дома не соответствовало его наружному облику. Если снаружи он мне показался заколдованным и где-то даже зловещим, то внутри типичная рухлядь. Все стены были оклеены обычными газетами, так как раньше, в советские время, делали люди, когда готовили стены для поклейки обоев. В прихожей справа стояла вешалка для одежды, почти пустая. Через дверной проем гостиной комнаты просматривалось примерно такое же нехитрое убранство.

Круглый, массивный стол посередине комнаты, ближе к окну стоял буфет.

Сквозь прозрачные двери буфета было видно нехитрую утварь. Белые фаянсовые чашки, гранёные стаканы, алюминиевые ложки и вилки. Стояло старое выцветшее кресло с накинутым на него наискосок клетчатым пледом, изрядно поеденным молью.

Все выглядело именно так, как и должно быть в ветшающем деревенском доме, в котором осталась нехитрое хозяйство, доживающее свой век.

Если честно, я не могла понять, зачем Живка притащила меня в эту хибару.