лезвие ножа и пустил блик света в глаза второму.
— Ты хотел меня оскорбить? — спокойно поинтересовался второй. — Так это зря. К тому же всё это уже было.
Лампа в потолке погасла.
Третий убрал нож.
Ему налили из медного кувшинчика: — «Выпей кофе».
Слово было ему неизвестно, но вкус оказался знакомым.
155
— Это, строго говоря, не лабардан, — говорил Бе пятый. — Не лабардан лабиринта. Лабарданом был бы тот, для кого эти коридоры, стены и все такое были бы непременным условием его сознательного существования. Так же, как для нас те мелкие кубики — атомы и частицы, из которых построен наш собственный мир. Но какой-то повод называть его лабарданом у нас имеется. Хотя бы то, что другого слова мы не придумали. К тому же, если мы вспомним, в самом начале он имел совершенно другой вид. То есть, когда мы здесь появились, они — лабиринт и лабардан, были сделаны словно из одного материала, в чем-то даже неотличимы. Может быть, в самый первый миг они в строгости были одним и тем же. А уже потом начали разделяться — перед нашим пристальным взглядом. И лабиринт, как мы видим, стал удобным для жизни местом, а лабардан — сейчас это чудище с рогами, но охотно думаю, что близко уже время, когда он примет — без оговорок — человеческий вид, и тогда, не исключено, мы сможем с ним договориться.
Другое дело, что мы, в принципе, вообще не должны существовать друг для друга — у него свой мир, заточенный под его существование, у нас — свой. Кто такой лабардан лабардану? — Не волк, не брат.
Остается думать, что есть еще какой-то высший лабардан — одновременно над ним и над нами. И в его мире есть место обоим.
156
Эф третий стоял около двери, за которой, он знал, скрылись Му второй с человеком Ю, и не хотел думать о том, что они там делают.
У него был нож в руке. «Раньше я зарезал бы этим ножом либо одного, либо обоих, а теперь нет желания». Он пошел по коридору. Около ниши под надписью «АЛЕУТ» он остановился и положил нож в нишу. Шел дальше, одну за другой открывая двери, которые встречались по дороге. Не зная зачем, но думая, может быть, найти какую-нибудь каморку с пауками. Свернул с освещенного коридора в темный. Вокруг был не коридор, как бы рукотворный, а естественная пещера. Под ногами мелкие камни и песок, на стенах потеки.
Третий входил в темноту, словно в воду, и как будто хотел, чтоб его унесло ее темным течением. Но когда вода поднялась выше горла, задержал шаг. Почему-то ему вспомнилось крушение корабля — давно, в неведомо каком прошлом. Он плыл по волнам, держась за обломок мачты. Уже готов был проститься с жизнью, когда его выбросило на берег острова — как водится, необитаемого. Кажется, шли годы. Он напрягал память, но не мог ничего вспомнить. Помнилось, ходил, одетый в звериные шкуры. Погода, опять же помнилось, была просто подарок природы — никакой нужды защищаться от холода или ветра. Но носил эти тяжелые шкуры, не принимая подарков. Среди общего тумана одна была яркая картина, словно освещенная вспышкой молнии. Он, третий, шел по берегу, вероятно, в поисках каких-нибудь предметов, которые могло выбросить море. Одет был, естественно, в звериные шкуры, и над головой нес тяжелый самодельный зонтик из таких же шкур. В это самое мгновение он с изумлением и страхом увидел след босой человеческой ноги, отпечатавшийся на влажном песке. Третий не помнил, что предшествовало этому мгновению, и что последовало, но возникшее вдруг ощущение страха было почти реальным. Он даже не удивился, когда зажег свечу и увидел перед собой на песке след босой ноги — совсем человеческий, но с длинными, как у зверя, когтями.
«Лабардан, — подумал третий, — больше некому. В новом, как обыкновенно, виде. Что ж, пусть с когтями, пусть без, разве я когда-нибудь боялся лабардана?»
След был только один, хотя песок под ногами продолжался еще на несколько полных шагов. Дальше пещерный ход снова переходил в коридор с нормальными стенами и полом. В правой стене обнаружилась дверь. Третий потянул за ручку и увидел то, что хотел, — ту самую каморку с паутиной по углам. Осталось войти, закрыть дверь, потушить свечу.
Третий прислушался. Где-то в глубине коридора кто-то коротко вскрикнул. Третий поднял свечу выше. Раздался еще звук, что-то двигалось там в темноте — кто-то стонал там или мычал, мотая головой. Несколько мгновений тишины, и третий услышал дыхание и топот ног. Он отступил на шаг, готовый захлопнуть дверь. Разглядел пробежавшего яснее, чем позволял неверный свет свечи. До пояса и выше это был человек с неопределенным образом искаженными пропорциями тела, голова же была верблюжья с рогами — знакомая голова лабардана.
Третий вышел из каморки. Коридор, после того как по нему пробежал лабардан, остался тем же самым, но на полу темнело несколько пятен — наклонившись, третий подумал, что это кровь. До конца коридора было сорок шагов и еще десять после поворота. Последние пять шагов пол был залит кровью, и в конце пути третий увидел два изуродованных тела, как странное исполнение его желания, которое никоим образом не было желанием.
157
Эф третий открыл дверь и вошел.
Трое сидели за столом на стульях с красными спинками и пили кофе с пирожными.
«Смерти все-таки нет», — с облегчением подумал третий.
Подойдя к столу, он вынул из пояса халата свой шестигранный кубик и бросил на лаковую поверхность. Выпало три очка.
— Зачем это? — спросил Бе пятый.
— Не знаю, — сказал третий, — мне кажется, я приходил уже сюда вот так же, и вы трое сидели здесь, я подошел, бросил кубик, выпало три очка… или этого не было?
— Думаю, что тебе это только кажется, — сказал человек Ю и улыбнулся.
Улыбка его была чистая, без черного зуба во рту.
— А ты что думаешь? — спросил третий у Му второго.
— Это, наверное, были не мы, — сказал второй, у него тоже не было черного зуба.
Зуб оказался у пятого.
— Поздравляю с приобретением, — сказал ему третий.
— Это вкусно. — Пятый взял с блюдца корзиночку с кремом.
— Почему
