эпоха вообще предполагает только небольшие усилия, но и они многим оказываются не под силу), перейти в вагон бизнес-класса. Поезд прогресса не сбавит хода и не повернёт на запасной путь, но поездка станет гораздо комфортнее.
Борьба Навального — она ведь не про высокие материи. Она про обеспечение элементарного комфорта, в котором значительная часть российского общества ощущает настойчивую повседневную необходимость. Чтоб не стояли над душой «запрещалкины», чтоб были подконтрольны гражданам «обещалкины», чтоб была конкурентная политика и честный бизнес, чтоб суд судил по закону, а не по звонку. Это всё очень простые, банальные вещи, которые в «загранице», о которой избиратели Навального знают не понаслышке, в порядке вещей, но за которые в России почему-то приходится биться с неиллюзорным противником, доказывая аксиоматическую посылку «я не верблюд».
Или «я не крал Кировский лес». Вот вам свидетели защиты, а вот - свидетели обвинения. И все говорят вовсе не то, что от них ожидает услышать условный или безусловный судья Блинов. Украл — и всё тут!
Но украл Алексей Навальный нечто большее, чем Кировский лес (который, исходя из доступных материалов дела, он и не крал вовсе). Навальный украл монополию российской власти на выработку политического дискурса и монополию «системной оппозиции» (само это словосочетание в отсутствии политических свобод - сущий оксюморон) на окормление всё растущего протестного электората. Если Владимира Путина, по меткому выражению бывшего первого замглавы Администрации Президента РФ Владислава Суркова, послал России Бог, то Алексея Навального нашей стране послал Zeitgeist, Дух Времени. В обществе, активная часть которого устала находиться в состоянии «против постылой власти и ещё более постылой оппозиции», должен был появиться такой вот «поэт-правдоруб», только от политики. Появился-то Навальный, потому что такова логика исторического и общественного процесса. Но, обозначившись в проявленном мире, он уже идёт своей дорогой, которая может совпадать, а может и не совпадать с Духом Времени.
Мотивация противников Навального во власти и «системной оппозиции» понятна и вряд ли требует дополнительных разъяснений. На небе может быть только одно Солнце, а за ярлыком на оппозиционную деятельность следует заходить в строго определённый кабинет, а ни в какой другой. Мотивации сторонников различаются. Общепротестная часть русских образованных горожан, как сказано выше, хочет европейского комфорта и видит в Навальном лидера, который, сам являясь детищем этого времени и этой социальной страты, сможет оправдать их ожидания. Националисты видят в Навальном вождя, который «прекратит кормить Кавказ» и «очистит Москву от мусора», чего не удалось осуществить обещавшим это «системным националистам». Нельзя сбрасывать со счетов чёткую позицию Навального по разрешению гражданам владеть «короткостволом». Либерально-демократическая общественность видит в Навальном «таран, который сможет разрушить эту систему, а уж там мы всё правильно сделаем». Лишь воспринимая Навального в таком качестве, они готовы мириться с теми сторонами его идеологии, которые в их системе координат относятся к разряду абсолютного зла.
Демократизация России неизбежна. Демократизация в «плохом» смысле, с разрухой и «лихими 90-ми», в России уже была. А вот в «хорошем» смысле, с открытостью электоральных процедур и честной конкуренцией в политике и бизнесе, — ещё предстоит. Станет ли Алексей Навальный символом и героем этого неукротимого процесса, зависит, в первую очередь, от того, сможет ли он соблюсти баланс между своими группами поддержки, не склонившись при неблагоприятных обстоятельствах в ту или иную сторону, обещающую быструю выгоду за счёт разрыва с другой стороной. Социальный капитал и доверие, накапливаемые ценой многих лет упорной работы и самодисциплины, — великое, но крайне хрупкое богатство. Даже в Дивном Новом Мире высоких технологий не всё можно заблаговременно архивировать и скинуть на внешний накопитель.
Алексей Кочетков
«Креативный класс в ожидании попутного ветра»
Портрет Алексея Навального будет неполным без портрета тех, кто может и кто мог бы не только проголосовать за него, но и реализовать его программу в том случае, если Навальный придет к власти, одержав победу, к примеру, на мэрских выборах. А, между тем, социальный тип будущего соратника Навального являет собой едва ли не большую загадку, чем он сам.
С самим Навальным все как раз более или менее объяснимо. Его можно рассматривать как порождение стихийного протеста, характерного сегодня для всей живой и мыслящей части российского общества. Навальный в этом случае оказывается персонифицированным выражением закономерного отторжения и отталкивания интеллектуальной части россиян от нынешнего, антиинтеллектуального по самой своей сути, российского государства, главной идеей которого стала унаследованная от СССР идея тотальной несвободы каждого отдельного человека. Несвободы, возведенной в основу идеологии и высшую добродетель. Несвободы, реализуемой ежеминутно и во всех смыслах и аспектах повседневной жизни — физических, моральных, идейных и юридических; когда тотальное унижение всякого гражданина и тотальное же его ничтожество перед лицом всемогущей государственной машины превращает в фикцию само понятие «гражданин».
Олицетворением российского протестного движения стали представители интеллектуальных профессий — так называемый «креативный класс». Несмотря на то, что термин существует уже более десятка лет, именно после первых массовых протестных митингов зимой 2011 года это словосочетание прочно вошло в русский лексикон. Именно «креативный класс» составляет ядро электората Навального.
Однако протест сам по себе способен породить, возможно, и сильный, но лишь кратковременный порыв свежего ветра. Для долговременного же успеха, для создания политической программы, способной внести в российскую действительность принципиальные и устойчивые изменения, необходим позитивный блок. Иными словами, помимо раздела «Кто виноват?», в такой программе должен присутствовать ещё и раздел «Что делать?». И совершенно логично ожидать, что этот раздел будет принципиально отличаться от одноименного раздела, предлагаемого существующей властью.
Увы, но такого, отчетливо отличного от существующих посылов раздела в программе Навального нет. По сути, Навальный предлагает делать то же самое, что, хотя и только на словах, но, тем не менее, провозглашает также и нынешняя власть. Конечно, дальше слов у нынешней власти эти декларации не идут. Но ведь законно задать вопрос: а почему они пойдут дальше слов у Навального? На что принципиально иное, на какую другую группу общества и на какие иные идеи Навальный может опереться?
Проблема тут в том, что никакая власть не бывает сама по себе ни «честной», ни «нечестной», ни «злой», ни «доброй», ни «нравственной», ни «аморальной», и так далее по всему обширному списку. Никакая власть, даже в самом закрытом и самом кастовом обществе, даже при полном отсутствии социальных лифтов не существует в замкнутом пространстве. Даже тогда, когда правительство бесконечно далеко от народа — тут сразу вспоминается фраза Би из данелиевской «Кин-Дза-Дза»: «Правительство на другой планете живет, родной!» — даже тогда власть
