показалось, что она видит Отца Готфрида, поднятого течением на некотором расстоянии от неё. Отчаянно загребая руками, девушка поплыла прямо к нему. Но фигура викария, поглощённая тьмой, исчезла, и больше Алекто его не видела.
Алекто охватила тревога. Сколько ему ещё оставалось? Или, может, он уже начал умирать?
Она плыла и плыла, со страхом ожидая того мгновения, когда ей станет не хватать воздуха. Но, удивительное дело, сейчас, наяву, она чувствовала себя под водой так же уверенно и естественно, как и в своих сновидениях. Кровь морганов говорила в ней всё громче – и это была та удивительная магия, о которой Алекто прежде не могла даже помыслить.
Спустя какое-то время Алекто очутилась в окружении камней, где видимость была значительно лучше, чем в узком проходе подводной галереи. Алекто обнаружила, что недалеко от неё, всего на расстоянии вытянутой руки, потолок галереи поднимался. Ей даже показалось, что там находится грот и в нём что-то светится. Держа одну руку вытянутой, чтобы не удариться головой о низкий потолок, Алекто вскоре выплыла на поверхность.
Она не ошиблась: это действительно была пещера, в которую откуда-то сверху проникал скудный лучик света.
Осмотревшись по сторонам, Алекто увидела Преподобного Готфрида, что вызвало у неё неизъяснимую радость. Удивительно, как ему удалось добраться до этого места! Алекто опустилась рядом с викарием на колени и пальцами коснулась его лба с прилипшими к нему мокрыми прядями.
- Отец Готфрид, – тихо позвала девушка, внимательно вглядываясь в лицо мужчины.
Викарий не шелохнулся, ресницы на опущенных веках даже не дрогнули. Алекто с ужасом подумала, что он умер.
- Преподобный! – закричала она и ухом приникла к груди викария, чтобы послушать, бьётся ли у него сердце.
В горле у отца Готфрида забулькало, он закашлялся и открыл глаза, которые в полутьме Алекто скорее угадывала, чем видела.
- Мадемуазель Алекто?! – воскликнул он, изумлённый.
- Да, это я, – отозвалась Алекто, отклоняясь от него.
Викарий приподнялся, огляделся и, словно сразу же оценив обстановку, спросил:
- Так это вы втащили меня в это грот? – И, не дождавшись ответа, воскликнул в ликовании: – Вы спасли мне жизнь, мадемуазель!
Алекто хотела сказать, что её заслуги здесь нет и что она сама удивлена, как ему удалось добраться до этой пещеры, но тут случилось неожиданное. Отец Готфрид вдруг привлёк её к себе и... поцеловал прямо в губы. Никто никогда прежде так не целовал Алекто! В этом поцелуе, с привкусом соли и сырого грота, было также нечто такое, что напоминало о бурном море, неукротимом и могучем, как первозданные силы природы. Это была настоящая страсть, прежде старательно сдерживаемая, а теперь прорвавшаяся сквозь все заслоны и преграды. Девичьи грёзы Алекто о том, как она вместе со своим призрачным спутником, взявшись за руки, идёт открывать неведомый мир любви, самым немыслимым образом воплотились наяву... Неужели это и был её избранник? Тот, кого она ждала, украдкой приглядываясь к каждому мужчине, который появлялся в её окружении, и стараясь угадать в нём своего суженого... Так вот, что значили его взгляды, его едва уловимые попытки коснуться её, будто невзначай, его желание помогать ей в поисках истины – как возможность быть рядом с ней!..
«А что если он и вправду безумен?» – спохватилась Алекто, вспомнив и слова маркграфа, и странный блеск в глазах самого викария, когда он убил напавшего на неё Эсташа де Бо и позже обезвредил Готье-Дагоберта, державшего Данафрида в заложниках.
- Что вы себе позволяете? – наконец, вырвавшись из объятий Преподобного, сердито вскричала Алекто. – Вы же служитель католической церкви! Как вам не стыдно!
- Вы удивитесь, мадемуазель, но мне в самом деле нисколько не стыдно, – с чарующей улыбкой отозвался викарий. – Если бы вы только знали, как я мечтал об этом мгновении! Забавно, что Судьба преподнесла мне такой щедрый подарок в столь необычной, и я бы сказал, с некоторой примесью трагизма, ситуации...
- Наверное, мессир де Туар не слишком ошибался, называя вас сумасшедшим, – пробормотала Алекто, озадаченная признанием Преподобного.
Однако, как оказалось, викария было не так просто обидеть.
- Склонность к авантюрам и безумие нередко шагают по жизни рука об руку, – заявил он, не переставая белозубо улыбаться. – Но ведь и любовь иногда называют безумием, разве вы не знали?!
- Кто вы, Преподобный? – чувствуя некий подвох, тихо спросила Алекто и на всякий случай отодвинулась от викария. – Или мне не следует вас так называть? Кто вы такой на самом деле? Что за человек скрывается под вашей сутаной?
- Что скрывается под этой сутаной? – переспросил викарий. И, глядя прямо в лицо смутившейся Алекто, ответил с лукавой красноречивой улыбкой: – О, я бы мог показать вам то, что под ней спрятано! Но только в том случае, если вы мне это позволите...
- Да вы наглец, каких свет не видывал! – возмутилась Алекто, хотя в душе эта странная перебранка с весьма привлекательным викарием забавляла её.
- С этим никто бы не стал спорить, – поддразнивая девушку, согласился с её словами Отец Готфрид.
- Ладно, – примирительно проговорила Алекто, делая вид, что уступает ему, – не хотите говорить, кто вы такой, тогда думайте, как вам отсюда выбраться. О себе я не беспокоюсь: благодаря крови морганов, что течёт в моих жилах, я могу находиться под водой сколько угодно времени без необходимости дышать.
Узнав о преимуществе девушки и задумавшись о своём затруднительном положении, викарий заметно сник, и Алекто мысленно поздравила себя с победой в их словесном поединке.
- Я скажу вам, кто я такой, – сказал он с серьёзным лицом. – Вы правы, не следует обращаться ко мне как к служителю церкви в сане викария. На самом деле я этого не заслужил. Дело в том, что я всего лишь простой рыцарь из обедневшего дворянского рода, который грезил разбогатеть за счёт сокровищ морганов. Граф Вальдульф де Лармор был моим боевым товарищем, и, как я говорил, его рассказы о легендарной подводной сокровищнице, разожгли моё воображение. Мне было трудно устоять перед искушением отыскать тайник и, возвратившись из Крестового похода, я стал подумывать о том, как появиться на Раденне, не вызвав подозрения у местных властей. К тому времени – мне на удачу! – мой кузен, сломленный недугом, собирался отойти от церковных дел – и я без раздумий облачился в его сутану, с его саном присвоив себе также имя Преподобного Отца
