и коробка скоростей.
Этот состоял из приемника, блока питания и приемоиндикатора с электронно-лучевой трубкой. Работал на средних волнах и позволял замерить время между приходом сигнала от ведущей и ведомой станции системы «Лоран-А». Измерение производилось вручную с помощью ЭЛТ. Как только остановил бег сигнала на экране, останавливай секундомер и снимай показания с двух механических индикаторов настройки. Дальность, правда, не слишком большая, но есть кнопочка, которая позволяет переключиться на длинные волны и одновременно замерять разницу во времени и разницу в фазе подобных сигналов. Это уже «Лоран-С», новейшая разработка американского авиапрома. Ей еще и года нет от роду, тоже в «сикрет-лист», а главное, работает значительно дальше, чем не слишком удачный «Лоран-А». Такие станции американцы успели соорудить как на самой Исландии, так на Ньюфаундленде (британская Канада), в Гренландии (оккупированная часть Дании), на острове Шпицберген (Норвегия и СССР) и вдоль всего восточного побережья США, Канады и Мексиканского залива, включая острова в Атлантическом океане и Карибском море, чтобы не заморачиваться с определением координат классическим способом через секстан и таблицы. Самолеты делались на разных заводах, но сборочные чертежи для всех были одинаковыми. Поэтому любой В-24 имел одинаковую для всех машин проводку. Приборы снимались перед отправкой машин «заказчику». А провода оставались. Поэтому снятый приемоиндикатор через пару суток встал на штатное место на один из прилетевших «грибков». Петр погонял его некоторое время, разобрался с моей помощью: что и как, и «слегка» его усовершенствовал. Теперь одновременно принималось две пары станций и получались четыре линии положения. Точность кратно возросла по сравнению с аналогом. Впоследствии именно такие станции встали на все дальние боевые и пассажирские самолеты и суда, использующие «Лоран-С» и нашу «Чайку». По точности она сравнялась с «Деккой», впрочем, как и по скорости определения места. В местах, где углы пересечения гипербол были близки к перпендикуляру, появилась возможность бомбить через облака с отличной точностью.
Ну, а на патрулирование наши «грибочки» вылетали в сопровождении восьмерки истребителей ГС-5, если маршрут шел на восток, и четверки, если на запад. Уничтожали лодки в основном истребители. PB4Y-1R, такое название получили эти машины и у нас, и на Западе, ниже трех тысяч метров обычно не спускались, предпочитали руководить действиями прикрытия оттуда. Уже первые недели их использования принесли огромный результат: 16 лодок уничтожено днем и 8 ночью. Активность немцев на этом участке упала до нуля. Чуть позднее, уже осенью, у немцев, правда, появились лодки со «шнорхелем», и русским «либерейторам» пришлось снизится, так как цель была слишком мала, а немцы поставили на лодки сдвоенные и счетверенные «эрликоны» вместо орудий. Но это было позже. Наши локаторы позволили проводить конвои практически без потерь до конца лета 1943 года. Петру же пришлось расстаться с 392-м ОСДРАП ВМФ через две недели после прилета. В одной радиограмме было получено распоряжение Ставки возвратиться в Москву для отчета о миссии. Ни полетать, ни поохотиться на «серых волков Деница» ему так и не дали. Обидно!
Несмотря на то обстоятельство, что Николай Николаевич в конце декабря 1942 года вернулся из госпиталей и Кисловодска в Москву и фактически возглавил ОКБ-51, и даже с новым проектом самолета НБ, уже прошедшим макетное проектирование и включенным в план НКАП, Петра на фронт не отпустили. ОКБ-51 расширили, передав ему здания и территорию бывшего завода № 63. Некогда он был авиаремонтным заводом ГВФ, затем НИИ ГВФ, потом стал тюрьмой, а затем его передали в НКАП. Фактически это остров, образованный реками Москва, Сходня, Химка и каналом имени Москвы. В южной части острова – большой аэродром, некогда это был главный аэропорт Москвы, но на нем давно базируются военные. Сам завод стоит на берегах Сходни. Здесь же находится Центральный аэроклуб ОСОАВИАХИМа и парашютный завод. Все это привязано к железнодорожной станции Тушино и носит такое же название. Кстати, это еще не Москва, а Московская область, Москва заканчивается окружной железной дорогой. Сама деревня Тушино имеет две улицы и располагается справа и слева от Волоколамского шоссе в западной части острова. Центральный аэроклуб практически не пострадал от бомбежек, но в его зданиях сейчас находится штаб Западного сектора ПВО Москвы и все помещения забиты солдатами и офицерами-зенитчиками. В дни обороны Москвы все заводы подвергались неоднократным бомбежкам, немцы пытались разбомбить шлюз канала, который использовался для поставок всего и вся на фронт. Оборудование с заводов вывезли в сорок первом. На другом берегу Сходни находится вторая половина 63-го завода, 62-й, с марта месяца ее восстанавливают под номером «82» и в его цехах сейчас выпускают Ар-2 и Ту-2у. Нам же достались фактически развалины моторостроительного участка. Им присвоили № 500, выделили средства и стройматериалы, немецких военнопленных, два штрафных батальона и батальон охраны, у расходного канала шлюза на западном берегу восстановлены бараки и создано два лагеря для военнопленных и арестованных, а командовать всем этим назначили Петра. Задача: восстановить завод и приступить к созданию прямоточных и турбореактивных двигателей. Цеха № 25 и 26, это здания радиозавода № 85 ГВФ, подготовить для производства систем управления и ГСН. Это у Сходненского канала. Оборудование идет частью по ленд-лизу, точнее, вместе с ним, морем из Англии и Америки, а частично из Рыбинска, Казани и Молотова, куда его и отправляли в сорок первом. Тема «управляемая зенитная ракета» – утверждена ГКО, финансирование выделено, самолетостроительная часть ОКБ продолжает курировать серийное производство на двух заводах и строит опытный ночной бомбардировщик. Поликарпов всерьез заговорил об усовершенствовании прицела Нордена, в плане возможности связать его с имеющимся локатором. То есть речь идет о создании радиолокационного гиростабилизированного прицела. Что-то вроде ОПБ-11Р или ОПБ-48. В общем, жизнь бьет ключом, и все по голове. Правда, сразу после возвращения и доклада об успешном начале операции «Сатурн» получил звание генерал-лейтенанта. Впрочем, все директора крупных оборонных заводов неожиданно стали генералами, даже если до этого в армии не служили. Поликарпов получил звание генерал-майора. Чаромский, главный конструктор «пятисотки», тоже стал генерал-майором инженерно-авиационной службы еще раньше, в апреле 1942 года. Несмотря на разбитые цеха, завод производил с июня месяца мелкие серии дизеля М-30Б для самолетов Пе-8 и Ер-2. Чаромскому и главному инженеру Танакаеву прибытие новой «метлы» не сильно нравилось, как и предстоящие перемены в плане выпуска продукции. Но старый директор Дубов их не устраивал еще больше, он вообще требовал закрыть завод и все оборудование передать на новый 45-й завод, восстанавливаемый на месте 24-го моторостроительного завода на Соколиной горе в Москве. Там производились двигатели АМ и требовались станки и персонал.
ЦАГИ продолжило свои атаки на Петра, особо напирая на полное отсутствие у него какого-либо образования. Особенно старался лично начальник ЦАГИ Сергей Шишкин, редкостное сено, пропущенное через корову. В общем, чтобы отделаться от нападок, пришлось диссертацию написать на тему «Автоматизированные системы управления летательными аппаратами», благо что сам я по ней защищался. Высшая аттестационная комиссия зарегистрировала тему. Научным руководителем стал доктор Некрасов, из МГУ, замначальника ЦАГИ по науке. А оппонентом он выбрал Сергея Христиановича, академика, замначальника и руководителя отдела больших скоростей ЦАГИ, который закончил летом 1942 года новую трубу ЦАГИ Т-106. Тот очень заинтересовался планером Х-1. В январе 1943-го он продул предоставленную ему модель Х-1 и «доказал», что планер свободно преодолевает трансграничный порог, не теряя управляемости. Защищаться, правда, не пришлось: уже в феврале 1943-го Петру присвоили звание доктора наук без защиты диссертации по совокупности работ в области авиации, радиотехники и радиолокации. Учиться было некогда: полным ходом шло строительство турбореактивного двигателя со сверхзвуковой скоростью потока на первой ступени компрессора. Более ранние двигатели мне учить не приходилось, я же начинал уже с КРД-26 комплекса П-6. А он – сверхзвуковой, с тягой 2250 кг.