Одиннадцатое декабря не отличается ничем особенным. Все как прежде: университет, работа, дом. Разве что с самого утра меня не покидает тревога. Часто приходится переводить дыхание и прогонять назойливую мысль, что может случиться нечто непоправимое. И чем обильнее метет за окном снег, тем сильнее я переживаю, сама не понимая почему.
— Вероника! — Администратор подзывает меня к себе. — Сегодня третий зал можешь не убирать. Там второй день нет занятий, да и всю неделю не предвидится.
— Хорошо.
— И закончи пораньше. Погода нынче отвратительная. Черти что на дорогах творится.
Я вновь киваю и, воодушевленная тем, что сэкономлю час времени, принимаюсь за работу. А уже к девяти часам передаю ключи охраннику. Может, зря я весь день испытывала странные ощущения?
Однако, выйдя на улицу и увидев настоящую метель, понимаю, что крупно попала. Транспорт движется с маленькой скоростью, всюду сугробы, а снег все продолжает падать из небесной бездны и липнуть к одежде. Я натягиваю шапку, шмыгаю носом и плетусь на остановку. Правда, далеко уйти не успеваю.
— Валевская? — кто-то кличет меня, и вскоре сквозь снежную завесу я вижу Краснова.
Парень подбегает ко мне, расталкивая ногами белый ковер и, смущая меня неприятным блеском в глазах, говорит:
— Привет! Неожиданная встреча.
— Здравствуй.
— Домой собираешься?
— Да, — отвечаю с опаской.
— Понятно. Хочешь, подвезу?
— Нет, спасибо. Скоро приедет автобус.
— Ты шутишь? По таким дорогам он сто лет плестись будет, да и ехать в консервной банке — так себе удовольствие.
Внезапный ветер бьет в лицо. И хоть небо должно быть занавешено тучами, он оказывается очень хлестким и холодным. Боясь ненароком заболеть, я прощаюсь и спешу уйти, но парень продолжает клеиться ко мне, уговаривая подвести. За двадцать минут мимо нас не проезжает ни один городской транспорт. Ноги замерзают, пальцы коченеют, а сопли, если вовремя не вытереть, грозятся превратиться в сосульки. Краснов к тому времени начинает злиться и устав меня уговаривать, со злостью топает куда-то.
Я с радостью желаю ему больше не возвращаться. В мыслях. Однако уже через пару минут он подъезжает на своей машине и громко заявляет:
— Ника, солнышко, поехали!
— И не лень вам тут стоять, если машина есть? — ворчит рядом пожилая женщина.
— Если хотите быстрее доехать, то он сегодня добрый, подвезет, — улыбаюсь ей в ответ, замечая при этом, как стушевался Краснов.
— Ника, не упрямься, а. Заболеешь ведь, солнышко!
— Юрий, езжайте без меня! Ваше солнышко вас ждет в другом месте.
— Вот молодежь пошла! — снова возмущается эта дама. — Жопу отморозит, а добро не примет. Иди уже! Парень ради тебя распинается.
Я делаю вид, что не услышала ее. Но тут подъезжает один из маршрутных автобусов, и звук гудка злит всех стоящих. Под напором возмущенных людей и упрашиваний Краснова, я сажусь в машину и, едва мы трогаемся, предупреждаю его.
— Попробуешь меня тронуть, мало не покажется.
В ответ он только хмыкает и уточняет адрес.
Мы едем около часа. И все это время меня мучают жара в салоне, из-за которой приходится расстегнуть куртку, и вопрос, который я задаю, едва автомобиль въезжает в знакомый двор.
— Ну и зачем ты устроил этот цирк? Я ведь говорила не лезть ко мне.
— Допустим, я просто хотел помочь.
— В таком случае спасибо. Третий подъезд, — подсказываю ему, однако он, не доезжая, глушит мотор.
Я сжимаю в руках дверную ручку, но не успеваю открыть. Краснов тянет меня за рукав.
— Эй, ты чего?!
— Ника, давай поговорим. — Его лицо оказывается в опасной близости, но взгляд чем-то пугает меня. Все тем же блеском, вероятно. Да и зрачки сильно расширены, словно… Нет, не может быть. Это лишь домыслы.
— Мне не о чем с тобой разговаривать, — произношу чуть резче обычного и чуть мягче добавляю: — Я благодарна, что ты меня довез в целости и сохранности, но, если помнишь, между нами ничего общего.
— Кроме одной маленькой тайны.
Я игнорирую его слова, прекрасно понимая, на какую больную мозоль он сейчас будет давить, и снова пытаюсь открыть дверь, но та не поддается.
— Краснов, это уже не смешно! Открывай!
— Я тебя отпущу, как только поговоришь со мной.
Тревога, о которой я успела забыть, возвращается. Спорить бессмысленно. Кто знает, что у него на уме? И почему меня так беспокоят его глаза?
— Хорошо, говори.
— Брось этого старпера и встречайся со мной.
Мне становится смешно и в то же время грустно. Я думала, Стас приедет в первых числах декабря. По крайней мере, надеялась, но скоро уже середина месяца, а его все нет.
— Юра. — Я специально делаю паузу. — Мой любимый человек не старпер, а мужчина средних лет. И мне совершенно не важен его возраст. Любовь не имеет возрастных ограничений.
— Любовь? Ты шутишь?
— Я похожа на клоуна?
— Ник, не гони, а. Ты ведь замутила с ним ради денег. Андрей мне говорил, что он во Францию укатил еще в октябре. Неужели думаешь, что вернется? Да он этих француженок на хую вертит каждый вечер, пока ты тут любви ждешь.
— Возможно, ты прав. — В горле становится сухо. Мне настолько неприятно это слышать, что уставший за день организм дает сбой. Я начинаю нервничать.
— Конечно, прав! — улыбается он довольно.
— Только это не значит, что я брошусь в твои объятия.
Он меняется в лице и наклоняется ко мне. Казалось бы, никаких перемен нет, но глаза выдают его.
— Юра, ты не в адеквате. Открой чертову дверь! Ты ведь сделал доброе дело…
— А чо ты такая напряженная? — возмущается парень и кладет ладонь на мою ногу.
— Я предупредила заранее.
— Ника, давай встречаться. Тебе понравится. В отличие от твоего потерянного во Франции старпера, я умею доставлять удовольствие девушкам.
Теперь я понимаю, что это вовсе не звоночек, а уже набат. И чем чаще Краснов тянет ко мне руки, тем звонче колокола стучат в моей голове.
Я оглядываюсь в поиске кнопок — как-то же он дверь закрыл. И не найдя ничего, понимаю, что скорее всего они находятся на подлокотнике водительского кресла. То есть на другой стороне. Мне не достать.
— Хорошо. Допустим, я соглашусь, что дальше?
Она широко улыбается.
— А ты все-таки сука, Валевская. Как и все остальные. Вот так и знал. Вытащить бабу из стрип клуба можно, а потом бляскую сущность из нее — никогда.
