— Хорошо, я позавтракаю не у себя, а в столовой. Сита, я не буду возвращаться в комнату, отправлюсь сразу после завтрака. Пожалуйста, распорядись подготовить экипаж.
— Госпожа, экипаж герцога ожидает вас в любое время дня и ночи.
— Как так? А как же возничий, лошади?
Сита улыбнулась:
— Госпожа, вам не нужно об этом беспокоиться. Разумеется, лошадей меняют.
Бросив взгляд в зеркало и убедившись, что выгляжу достойно герцога, я вышла из комнаты. Няню я вчера проводила, мне больше не нужно желать ей доброго утра. Сахарок… Неловко с единорогом получается. С одной стороны, я его не приглашала. С другой стороны, он столько помог, что пренебрегать им просто некрасиво и неблагодарно. Я постучалась в спальню жрицы, однако нашла лишь неприбранную постель. Сахарок явно успел удрать задолго до того, как я проснулась.
Спустившись, я вышла в холл, где меня почему-то встречал дворецкий. Мужчина поклонился:
— Доброе утро, юная госпожа.
Я уже научилась немного ориентироваться. Госпожой слуги называют ту леди, которую признают своей хозяйкой. К иным обращаются «леди». Любопытно дворецкий меня поприветствовал, очень любопытно. Но я ему до конца не верю. Госпожа в доме баронесса, и попытайся я что-нибудь приказать, меня обязательно поставят на место.
Дворецкий распахнул двери и громко объявил:
— Леди Милимая прибыла на семейный завтрак!
К чему надрывать лёгкие?
— Доброе утро, — я улыбнулась сразу и всем, и никому.
За столом места были распределены точно также, как на ужине, и я прошла к своему стулу, чтобы оказаться напротив сестёр и слева от мачехи. Для разнообразия никто не высказался о моём опоздании, однако я не обольщалась. Барон сидит насупленный, мачеху распирает от накопившейся желчи. Только сёстры, особенно младшая, выглядят скорее напуганными, чем злыми.
— Доброе утро, Мили. Проходи скорее, — барон изо всех сил изображал радушие.
— Отец, вы хотели меня видеть?
— Я слышал, сегодня ты посетишь храм, чтобы получить благословение Небес?
Какая чудесная формулировка, за ней столько смыслов можно скрыть…
— Совершенно верно.
— Мили, — барон прочистил горло, — я могу понять… твоё восхищение герцогом.
— Неужели?
Как это мило. Если я правильно поняла, барон только что признался, что он баран, говоря мягко.
Мою усмешку папаша проигнорировал с заметным усилием.
— Мили, ты не задумывалась, что герцог просто дурит тебя? Использует в своей игре, и выбросит, когда ты выполнишь свою роль до конца?
Я усмехнулась. Надо признать, отчасти папаша прав — герцог преследует свои интересы, и для меня участие в его игре может иметь летальный исход. Однако… Я могу либо полагаться только на себя, либо сотрудничать с герцогом, и пока что забота Ирсена превышает все мои самые смелые ожидания.
— Барон, состоится наша с герцогом свадьба или нет, это одно. Лишусь я его поддержки или нет, это другое. Не находите?
Барон налился привычной краснотой, и я всерьёз подумала, не посоветовать ли ему пригласить целителя. Будет обидно, если папаша склеит ласты прежде, чем я разберусь, откуда у него столько ненависти к родной дочери. И ещё. Молодая женщина, достаточно состоятельная, чтобы оплачивать услуги магов жизни, умирает от болезни. От болезни ли? Кто как не барон может знать, что на самом деле случилось с его первой женой, матерью Милимаи.
Мачеха принялась успокаивающе гладить барона по руке, голос подала старшая из сестёр:
— Мили, ты говоришь странно. Ты ведь сама признала, что можешь перестать быть невестой герцога. Но твоё положение дочери рода Дарс неизменно, поэтому родительская семья — вот та сила, на которую следует полагаться и до замужества, и после.
Я аж умилилась. Либо девочка реально не понимает, что советует, либо настолько бездарно кусается, что это смешно.
— Дорогая, я полагалась на отца, но эта семья отправила меня в заброшенный дом умирать от голода. И если бы не деньги герцога, я была бы уже мертва. Так на кого стоит полагаться?
Девочка «зависла», даже вилку с наколотым кусочком творожной запеканки до рта не донесла, так и застыла на середине движения.
— Ты! — папаша грохнул кулаком по столу.
— Барон, где ваши манеры? — удивилась я. — Как думаете, что будет, если я поведу себя также во время обеда во дворце и скажу царосу, что это вы меня научили?
— Мили, тебе никто не поверит, — быстро сказала мачеха. — Фамиан, прошу, не злись. Мили ещё слишком молода, чтобы осознать.
— Пфф! Мили слишком много о себе думает, — барон выдохнул и взялся за приборы с таким остервенением, что я заподозрила, что в мыслях он режет меня, а не запеканку. — Похоже, она не понимает, что герцог отнюдь не всесилен, и что есть те, кто способен противостоять ему на равных. Эти люди против его брака.
— Отец, о ком вы говорите? Кто против?
Если сопоставить упорную, но бесплодную попытку барона настроить меня против жениха и ночной разговор с неизвестным, то очевидно, что слова о противнике герцога правдивы. Имя, мне нужно имя. Однако…
— Герцог Варильский был признан царосом своим наследником. Если бы герцог сохранял этот статус, чтобы исполнить прописанную в законе формальность, всё было бы в порядке, но герцог стал реальным конкурентом старшей принцессы, и очень многие обеспокоены.
Увы, ничего ценного.
Разве что я поймала один, возможно, немаловажный нюанс. Раньше барон старательно притворялся нейтральным, а сейчас раскрыл себя, причём из-за меня, точнее из-за веса, который герцог получит, благодаря вкладу в медицину. То есть… мне следует быть готовой к покушениям.
Я спокойно доела, отодвинула пустую тарелку и поднялась:
— Мои благодарности повару, — не вам, дорогие родственнички, — Меня ждут в храме, я должна поторопиться, поэтому уйду первой.
— Осторожнее, дочь!
Я обернулась:
— Отец, я приложу все усилия, чтобы оправдать доверие герцога.
Как и обещала Сита, экипаж ждал меня. В этот раз горничная последовала за мной и устроилась на сидении напротив. Говорить ни о чём не хотелось, я отвернулась к окну. О борьбе за трон пусть герцог думает, моя забота — пациентка. Удалить вырост не должно быть трудно, но всё же я не врач, не хирург, я всего лишь фельдшер со скорой.
— Моя госпожа, вы обязательно справитесь!
— Так заметно, что я нервничаю?
— Совсем нет, — Сита улыбнулась. — Вы блестяще справляетесь, госпожа.
Когда мы приблизились к храму, я впервые по-настоящему поняла, насколько дело серьёзно. Улица была запружена экипажами, а на территории храма собралось несколько десятков человек, большинство носили жреческую одежду, но были и светски одетые люди.
