— Мы не сердимся, — тихо заверила Трейси с другой стороны кровати. — Но все еще расстроены.
— Рен сказал, что если вы запрете меня в подземелье, он пронесет туда пару шоколадных батончиков.
— Совершенно неуправляемый тип!
Трейси поправила простыню. Ее косметика стерлась неизвестно когда, а под глазами темнели круги. Но в глазах Гарри она по-прежнему была прекраснейшей из женщин.
— Простите, что так вас напугала.
Трейси сурово нахмурилась:
— Хорошо, что догадалась извиниться. Но все равно проведешь завтрашнее утро в своей спальне.
Трейси, по-видимому, была сделана из более крутого теста, чем Гарри, который только и мечтал забыть обо всем, а тем более о наказаниях. Но ведь Стеффи не из-за нее сбежала.
Он окончательно растерялся. Внутри была сосущая пустота. И что-то вроде неприязни. Каким образом он ухитрился стать врагом?
— Все утро? — жалобно пролепетала Стеффи, и Гарри едва сдержался, чтобы не отменить распоряжение Трейси и не принести вместо этого мороженого.
— Все утро, — твердо повторила мать.
Стеффи немного подумала. Тяжело вздохнула. Нижняя губка начала подозрительно подрагивать.
— Знаю… я не должна была убегать. Но уж очень грустно стало, когда я услышала, как вы с мамой ссоритесь.
Гарри задохнулся. Трейси наморщила лоб.
— До половины одиннадцатого, — поспешно поправилась она.
Губка Стеффи перестала дрожать.
— Наверное, могло быть куда хуже, — серьезно, как взрослая, сказала она. Трейси дернула ее за локон.
— Это точно. И мы не заточили тебя в то подземелье, о котором говорил Рен, исключительно из-за твоей аллергии.
— Плюс пауки.
— Да, это тоже, — согласилась Трейси прерывающимся голосом, и Гарри понял, что сейчас они думают об одном. Для Стеффи так важно, чтобы ее родители были вместе, что она готова побороть самый главный страх. У дочери больше мужества, чем у отца.
Трейси, опираясь на изголовье, наклонилась, чтобы поцеловать дочь, и долго-долго не разгибалась. Все прижималась к ее щеке своей.
— Я так тебя люблю, тыквочка. Обещай, что больше никогда такого не сделаешь.
— Обещаю.
Гарри наконец обрел голос.
— И обещай, что, если тебя что-то расстроит, обо всем расскажешь нам.
— Даже если это ранит ваши чувства?
— Даже тогда.
Девочка сложила руки под подбородком.
— И ты… все равно уезжаешь завтра?
Гарри не знал, что ответить, поэтому просто покачал головой.
Трейси пошла посмотреть на Коннора и Бриттани, которые спали в одной комнате, по крайней мере пока не просыпались и не приползали в постель к отцу. Джереми все еще был внизу, занятый компьютерной игрой. С момента своей несчастной ссоры Гарри и Трейси ни разу не оставались наедине, и сейчас сердце болело так сильно, что хотелось уйти, но родители не всегда могут делать то, что хотят.
Трейси вышла в коридор, закрыла дверь и прислонилась к стене, как частенько делала на последних месяцах беременности, чтобы облегчить напряжение. Раньше он делал ей массаж. Но не в этот раз.
Тяжесть вины стала еще больше.
Трейси положила руку на живот. Дерзкая, чрезмерно самоуверенная богатая девчонка, которая заставила его погоняться за ней, прежде чем сдалась на милость победителя, исчезла, ее место заняла мучительно прекрасная женщина с глазами загнанной лани.
— Что нам делать? — прошептала она.
«Что собираешься делать ты?» — хотелось ему спросить. Это она ушла от него. Она, которая никогда и ничем не была довольна.
Гарри снял очки и потер глаза.
— Не знаю.
— Мы больше не можем говорить.
— Можем.
— Нет, мы просто начинаем обмениваться оскорблениями.
«Обмениваться»? Слишком сильно сказано. Это у нее острый язык и взрывной характер! Он всего лишь успевает уклоняться.
— От меня ты не слышала никаких оскорблений, — резонно заметил он, надевая очки.
— Конечно, нет, — ответила она без всякой злости.
Но узел в животе затянулся туже.
— Думаю, то, что случилось сегодня днем, поставило нас выше всех оскорблений.
Несмотря на добрые намерения, в его голосе звучали осуждающие нотки, и Гарри приготовился к отпору, но она просто закрыла глаза и прислонилась головой к стене.
— Я тоже так думаю.
Ему хотелось схватить ее в объятия и умолять о прощении. Но она уже составила о нем определенное мнение, и никакие слова не помогут его изменить. Если он не сумеет заставить ее понять, у них нет никаких шансов.
— Сегодняшний день доказал то, что я твердил все время. Необходимо сплотиться. Сомкнуть ряды. И это придется сделать.
— О чем это ты? — с искренним недоумением осведомилась она. Нужно же быть такой дурочкой!
— Пора начать вести себя как взрослые люди.
— Ты всегда ведешь себя как взрослый. Зато у меня с этим трудности.
Все верно. Именно это он пытался объяснить ей. Но на ее горестное лицо было невозможно смотреть. Почему Трейси не может принять вещи, какими они есть, и идти дальше?
Он старался найти нужные слова, но мешал водоворот чувств. Трейси верила в необходимость копаться в этих самых чувствах и выяснять отношения. Но не Гарри. Он никогда не видел в этом пользы. Только сплошные неприятности.
Трейси на секунду закрыла глаза. И очень тихо попросила:
— Скажи, как я могу сделать тебя счастливым?
— Вернись на землю! Отношения в браке меняются. Меняемся мы. Становимся старше. Жизнь нас не балует. Не всегда все бывает так, как вначале, и ожидать не следует. Довольствуйся тем, что мы имеем.
— И все? Просто смириться и жить?
В душе поднялась такая буря эмоций, что Гарри даже растерялся.
— Нужно быть реалистами. Супружеская жизнь не может быть вечно лунным светом и розами. Я не назвал бы это смирением.
— Зато я назову.
Резко, так, что разметались волосы, Трейси оттолкнулась от стены.
— Я называю это унынием, смирением, чем угодно, и не желаю слышать ни о чем подобном. И не собираюсь сдаваться. Я буду сражаться за наш брак, даже если из нас двоих только у меня хватит на это смелости! — почти крикнула она.
Гарри мгновенно насторожился. Ни в коем случае нельзя спорить здесь, рядом с комнатой Стеффи!
— Пойдем отсюда, — прошипел он и, схватив ее за руку, почти потащил по коридору. — Ты сама понимаешь, что говоришь? Никогда, никогда, за все годы нашей жизни вместе ты не сказала ни одного разумного слова. Во всяком случае, я отчаялся тебя понять.
