При всём желании прочитать все произведения Мэри Хайтауэр невозможно — их попросту слишком много. К тому же, переписываются они от руки, и поэтому чем дальше от места жительства их авторши, где издаются книги, тем труднее раздобыть копию. Ни МакГиллу, ни Алли не привелось прочесть книгу под названием «Беспризорники: прошлое и настоящее». А жаль, не то наткнулись бы на следующий пассаж:
«Широко известны так называемые «Мародёры молов-близнецов», или Молодёры. Они заправляли делами в Атлантик-Сити много, много лет, а потом исчезли. Хотя отчёты о событиях неполны и отрывочны, однако из многих принесённых мне Искателями историй можно сложить общее представление о том, что случилось с Молодёрами. Бандиты пали жертвой других бандитов — одноруких. Не в силах противиться соблазну, они покинули безопасные молы и вступили в живой мир с его казино и игровыми автоматами; их заворожили вращающиеся барабаны с завлекательными сливками и вишенками; Молодёры, не в силах оторваться от этого зрелища, быстро, словно в зыбучий песок, погрузились в пол и дальше — вниз, туда, откуда не возвращаются. И это лишний раз доказывает, насколько губителен может быть азарт».
Глава 26
Се человек…
Настал долгожданный момент триумфа, к которому МакГилл готовился целых двадцать лет. Никто не посмел оспорить его превосходство!
Он начал выгрузку пленных Послесветов, и вскоре весь мол был заполнен ребятнёй. Дети щурились и моргали на ярком солнце, не имея возможности прикрыть глаза связанными за спиной руками. Инстинкт самосохранения у большинства из ребят притупился, и они лишь стояли и покорно ждали приговора, уготованного для них МакГиллом.
А тот, донельзя довольный собой, окинул взором всю эту тысячу душ, пришёл в неописуемый восторг и, зажав в клешне две свои самые драгоценные бумажки, принялся ожидать осуществления пророчеств.
Он взглянул на завесу серого тумана, закрывающую небо, и воззвал к… ну, в общем, к тому, кто предложил ему эту сделку. Кто бы он ни был.
— Я здесь! — крикнул МакГилл, но небеса не отзывались. Он стал размахивать зажатыми в пальцах бумажками. — «Жизнь одного храбреца стоит тысячи трусливых душ!» Здесь у меня тысяча душ — я привёл их сюда, как указало пророчество!
Нет ответа. Только топот копыт, короткое ржание, а потом — всплеск. Такое впечатление, что это сам мол ржёт над ним.
МакГилл закричал ещё громче:
— Я выполнил свою часть договора! Верни мне жизнь! Освободи меня из Междумира и отдай жизнь обратно!
МакГилл ждал. Ждала команда, ждала тысяча душ. Даже механическая музыка, доносящаяся со Стиплчейза, звучала теперь приглушённо, словно почувствовала важность момента.
Но вдруг сквозь завывания шарманки начал пробиваться другой звук — неясный гул, похожий на отдалённый хор плачущих ангелов. Гул нарастал, становился всё ощутимей, всё громче. Его, казалось, можно было теперь потрогать руками.
И тут нечто материализовалось из нависшего над городом тумана. Нечто огромное.
— О Боже мой! — воскликнула Алли. — Это ещё что такое?!
Выдвинувшееся из тумана нечто поражало не только взгляд, но и разумение. Оно, казалось, заполнило собой всё пространство, весь мир.
— Я здесь! — кричал МакГилл, не помня себя от счастья. — Я зде-е-е-есь!
Он широко простёр руки, открывая всю свою душу навстречу заслуженной награде, в блеске славы нисходящей к нему с небес.
* * *
Не всё, что преждевременно заканчивает своё существование, попадает в Междумир. Это так же, как с торнадо: он образуется, только если складываются подходящие атмосферные условия. Так и с переходом в Междумир — должны быть особые условия. Людская любовь, или солнечная активность — всё это имеет значение, но, скорее всего, наиболее влиятельным фактором является память. Есть места и вещи, которые никогда не изгладятся из памяти живущих. Человечество не в состоянии их забыть. Вот такие места и вещи переходят в вечность — в Междумир.
Здесь Помпеи остаются в своём первозданном виде, и великая Александрийская библиотека по-прежнему содержит в себе всю мудрость древнего мира.
Здесь «Челленджер» стоит на стартовой площадке во Флориде, с надеждой ожидая успешного запуска. Здесь «Колумбия» вечно заходит на посадку в предвкушении идеального приземления.
То же самое справедливо и в отношении самого большого в мире воздушного судна.
