— Вы, должно быть, — пауза, — Флориан. Заходите, прошу вас, на улице так жарко.
— Но сначала позвольте поцеловать вам ручку.
Флориан приложился к ее руке. Дженет почувствовала кончик его языка — или померещилось?
— О-о, как это по-континентальному.
— Enchante[8], — Флориан заглянул внутрь.—Так это ваш дом?
Дженет осмотрелась, словно ее обвинили в преступлении, которого она не совершала.
— О, Боже мой, нет.
— Прямо камень с души, оттого что вы это сказали.
Несколько мгновений Флориан наслаждался интерьерным шедевром Гейл.
— Самый поверхностный взгляд заставляет затосковать по изумительно пустому пространству японской комнаты, в которой стоит одна-единственная ваза с хитроумно изогнутой ветвью.
Он быстро заглянул в гостиную.
— Got im Himmel![9]
— Это все курам на смех, я знаю. Как вам здесь? Райское местечко, да?
— А вы в нем — прекрасная магнолия.
— Обождите минутку, я только захвачу свои вещи.
— Например... таблетки?
— Еще какие — не поверите, — улыбнулась Дженет.
— Поверю. Семейный бизнес, вы ж понимаете.
— Да, конечно.
Дженет нашла свой пузырек с таблетками, и оба вышли через парадную дверь, которую Дженет оставила незапертой.
— Где будем ужинать?
— Я присмотрел одно место на берегу в нескольких милях отсюда. Если честно, то раньше я никогда не бывал в Дайтоне-Бич и ее окрестностях.
— Тут везде подают либо стейк, либо рыбное филе, напичканное бактериями. Чего бы мне по-настоящему хотелось, так это оказаться во французском ресторане, но ты всегда была мечтательницей, Дженет Драммонд. Какое у них нежное масло, и потом французы никогда не жмутся насчет соли.
— О! — сказал Флориан. — Значит, вы тоже любите посолонее.
— Бог мой, да! Если бы вам удалось найти солончак на коровьем пастбище, я с наслаждением поужинала бы с вами там.
— Дженет, я просто обязан послать вам бутылку мальтийской морской соли, Fleurs de Sel Sardaignain — маленькие кусочки анчоусов в каждой грануле, просто пальчики оближешь.
— Кажется, я видела такую в программе Марты Стюарт.
Лицо Флориана ненадолго омрачилось.
— Почему эта женщина повсюду сует свой нос?
— В наши дни все делают несоленым. Пища такая пресная. Вы заметили?
— Еще бы. Пожалуйста, забирайтесь. Флориан распахнул перед ней заднюю дверь «линкольна», водитель которого был отделен от задних сидений стеклянной тонированной перегородкой.
— А теперь, приятель, в то местечко с рыбной кухней, которое мы присмотрели на Нью-Смирна-Бич.
— Да, сэр.
— Наша колымага готова?
— Да, сэр.
— Колымага? — переспросила Дженет. Флориан обернулся, указал на передвижной дом исполинских размеров, выезжавший на улицу вслед за ними, и сказал:
— Не люблю путешествовать налегке. Но хватит о скучном, хватит обо мне, — расскажите о себе, Дженет.
— О себе? Сплошная скука.
— Не преувеличивайте, Дженет. Для начала — как вам удалось подцепить инфекцию?
— Ах, это.
Всю дорогу до ресторана, полчаса на юг, Дженет рассказывала свою историю, и, слушая ее, преисполненный сочувствия Флориан узнавал все больше о семье Драммондов.
— Бедняжка вы, бедняжка, — сказал он, беря Дженет за руку. — Вы заслужили доброго, сердечного отношения — и что же вы получили взамен? Вот это.
Он кивнул на бар, мимо которого они проезжали и на фасаде которого, словно подводя черту подо всеми мировыми культурными достижениями, красовался большущий плакат «Добро пожаловать, байкеры».
— Это, знаете, не так уж плохо, — сказала Дженет.
— А вот врать вы не мастерица. Скажите-ка мне лучше, как часто вы принимаете свои таблетки?
— Каждые четыре часа.
— Обалдеть можно.
Машина въехала на большую парковку при торговом центре и притормозила у заведения под названием «Хижина». Фургон маячил сзади.
— Так поужинаем?
Они вошли в ресторан; стены его были мятно-зеленого цвета, а в воздухе плавали ароматы сигаретного дыма, средства, которым уборщица протирала пол, и щавеля. Флориан явно был в ужасе.
— Какой промах с моей стороны. Приношу свои извинения.
— Нет, давайте останемся, Флор. Покурим — я решила, что с сегодняшнего вечера снова начинаю курить после десятилетнего перерыва. — Почему я так решила? А почему бы и нет?
— Покурить — это отлично, — сказал Флориан. — А вы назвали меня «Флор». Так дерзко. Так непосредственно.
— То есть вы хотите сказать, что не курили в машине из-за меня? — удивилась Дженет. — Какой вы милый.
Молодая позевывающая женщина с нечесаными волосами, покрашенными в убийственно бурый цвет, провела или, скорее, впихнула их в кабинку в одном из углов ресторана, испещренную падающим через окно солнечным светом. «Спасибо», — сказала Дженет, на что барышня ответила: «Выбирать не приходится».
Как только она ушла, Дженет сказала:
— Поневоле задумаешься, насколько обслуживание способно отравить радости пищеварительного процесса.
Флориан с треском распечатал пачку «данхилла»:
— Прошу вас.
Дженет взяла сигарету и прикурила; дым, мягко пощекотав миндалины, перенес ее в мир пятидесятых, когда они, студенты-младшекурсники, собирались на вечеринки.
— Как чудесно, — сказала она Флориану. — И зачем только я бросила?
— Держу пари, что пара телефонных звонков — и нашу официантку выставят отсюда коленом под зад, — сказал Флориан.
— На что пари?
— Если я выигрываю, вы платите за десерт.
— Согласна.
Флориан набрал на мобильнике какой-то номер, пролаял в трубку несколько фраз на немецком и разъединился. Потом позвонил еще раз, убрал мобильник и сказал: «А теперь смотрите». Телефон за стойкой зазвонил, официантка взяла трубку, выслушала, что сказал ей невидимый абонент, проорала: «И вам того же! Глаза б мои не видели эту поганую дыру» — повесила трубку и, намеренно тяжело топая, скрылась в дверях.
— Десерт за мной, — сказала Дженет, сигарета которой даже не успела догореть до половины.
— Люблю быть мелочным, — сказал Флориан.
— Мне бы тоже хотелось, — вздохнула Дженет.
