Потом, к моему удивлению, из тьмы в центре цветка через Ореол хлынули шесть столбов света, озарив кольца изнутри и основное тело цветка.
«Фалько» продолжал вращаться. Видение скрылось за кромкой иллюминатора, а из-за другой кромки появилось новое. Моя иная память – теперь ставшая моей памятью – ничего не могла найти по этой ассоциации: такая форма на фоне Галактики, а за ней тусклая пустота.
Но на заднем плане сознания снова возникла смутная серая женская фигура.
– Мы вернулись, – сказала моя анцилла. – Мы прибыли на Ковчег.
Я, не в силах поверить, что в броне осталось питание, обратил взгляд на спутников. Они не двигались. Я подумал, что они мертвы.
– Сколько до него? – спросил я.
Но мерцание анциллы снова погасло, и я остался один, совсем один.
Я забыл о скрежете по корпусу.
Посмотрев еще раз в иллюминатор, я с удивлением увидел лицо, уставившееся на меня, – лицо в шлеме и в защитном поле полностью активной нательной брони. А за этим лицом еще три фигуры, длинные и изящные.
Творцы жизни.
Я в растерянности пытался понять, что происходит. Творцы жизни маневрировали по ту сторону мертвого корпуса нашей капсулы. Я пошевелил слабой рукой перед иллюминатором. Моя анцилла появилась и снова исчезла. Потом я ощутил что-то новое, отличное от застоялого запаха. Снаружи в кабину поступало питание, а из кабины – на нашу броню, даже на вышедшую из строя. Но при этом гости не нарушали нашей герметизации и не открывали «фалько», чтобы спасти нас. Нет, они заводили капсулу целиком в более крупный корабль, который парил в нескольких сотнях метров.
Теперь ко мне через мой растрескавшийся шлем обратился голос – женский, мягкий:
– Сколько вас? Я вижу троих.
– Нас трое, – подтвердил я.
Во рту у меня стояла сушь, распухший и одеревеневший язык едва ворочался.
– Вы из разбитого кольца, которое пыталось вернуться на Ковчег?
– Нет, – сказал я.
– Инфицированы?
– Не думаю… Нет.
– Откуда вы прибыли?
– Из столицы. Мне сейчас трудно говорить.
Лицо исчезло, и защитное поле окутало капсулу. Нас осторожно обследовали, очистили… затянули в корабль… положили на платформу. Вернулся верх и низ. Мимо прошли высокие фигуры, но я не мог расслышать, что они говорят.
Потом творец жизни, появившаяся первой в нашем иллюминаторе, жестами дала понять, что я должен переместить остальных в центр нашей капсулы. Выбиваясь из сил, я подтащил члена Совета за конечности, даже взялся за Славу – и обнаружил, что она не реагирует.
И тогда они взломали бездействующий наружный корпус, раскрыли его. Нас окружили творцы жизни со своими инструментами и смотрителями, принесли с собой покой и облегчение. Они сняли остатки нашей брони, потом подняли Славу Далекого Рассвета и окружили чем-то золотистым и мягким. Ее глаза открылись, она казалась удивленной… потом смущенной. Она попыталась сопротивляться, но ее аккуратно зафиксировали и унесли с платформы в лечебную камеру.
Первый член Совета попытался встать, чтобы осмотреть разломанный корпус нашей капсулы-спасительницы. Но силы его оставили. Другие творцы жизни унесли его.
Я каким-то образом сохранил немалую часть своей силы… По крайней мере, так мне казалось. Но моя очередь продемонстрировать свою беспомощность подошла быстро.
Ни сна, ни дремы, только теплая питательная пустота, ни темная, ни яркая. Впервые за тысячу лет я чувствовал себя дома.
Библиотекарь рядом.
Глава 41
Мы проделали огромный путь, улетев далеко за пределы нашей Галактики. Нас спасли и доставили на фабрику, где изготовлялись космические кольца, где они оснащались, ремонтировались… Здесь же хранилась коллекция Библиотекаря – все жизненные формы Галактики.
Ковчег.
Я предпринял восстановительную прогулку по ярко освещенному лесу, окружающему Пятую лепестковую станцию. Почти весь свет, доходивший сюда из нашей Галактики, давало дневное сияние вытянутых плазм, образующее странные тени. Сами кольца стояли под разными углами на каждом из лепестков и постоянно вращались в пределах огромных обручей жесткого света, что позволяло им сохранять свою целостность.
На каждом кольце помощники Библиотекаря и смотрители следили за посевом семян, которые содержали всю информацию, необходимую для создания и восстановления уникальных экологических систем на внутренней поверхности каждого из колец. Даже с того места, где я стоял, я мог видеть результаты их работы – пестрые клочья джунглей и лесов на ранней стадии роста, песок пустыни, ледяные глыбы…
Когда я некоторое время назад выразил недоумение, найдя противоречивость в том, что разные Ореолы поддерживают эти живые архивы, моя сиделка и опекун, творец жизни по имени Каликс, объяснил, что Библиотекарь развернула на большинстве Ореолов живые экосистемы и заселила их многочисленными видами со многих планет, выбирая из тех, которые были собраны за последние несколько веков и теперь обитали в большом полукруге Ковчега.
Она надеялась сохранить многие виды с помощью Ореолов. Архитектор, согласившись с ее планом, решил, что будет полезно испытать на Ореолах плененные образцы Потопа, чтобы побольше узнать о них.
Принеся, конечно, эти популяции в жертву.
Я не мог понять, как было организовано или выполнялось соглашение Библиотекаря с магистром строителей. Но я восхищался ее твердостью. Она во всех отношениях доказывала свое превосходство надо мной. И теперь, когда я был здесь…
Что-то похожее на Дидакта, но не он…
Я спрашивал себя, каким может быть мой вклад. Глядя на верхние пределы огромного кольца, я почувствовал головокружение, даже пришлось опереться об упавший ствол саговника. Неподалеку прошествовало что-то вроде небольшого танка со множеством ног, работающих как поршни, – гигантский паук в панцире длиной около трех метров. Он проигнорировал меня, потому что я не был тронутой гнилью растительностью – его предпочтительной едой.
Когда плазмы потускнели, стало очевидно, что небо грозит опасностью. В битве за столицу только одному кольцу удалось пройти через портал, не подвергшись уничтожению. Оно вернулось в Ковчег и теперь вращалось справа от меня, видимое через зеленую стену папоротника. Его внутренняя поверхность сильно пострадала; его очищали; уцелевшие на нем немногочисленные образцы были помещены в карантин. Сейчас готовились новые поверхности для посева замещающих семян.
Те обломки, что прошли через портал, все еще угрожали Ковчегу, этому огромному сооружению. Обиталище Библиотекаря – а также главная цель, которой надеялся достичь Архитектор, – приходилось постоянно защищать от ударов. В темноте легко можно было увидеть множество кораблей, патрулировавших поле обломков; они сливались в многоцветную дымку, которая так напоминала мне облака в нашей туманности Ориона.
