Беспорядки побудили GEP начать — под громкие звуки фанфар — свою экологическую программу. Компания не могла справиться с климатом — скорее всего, с этим никто не мог справиться, — поэтому выбрала меньшую цель, очищая загрязненные реки. Затем она нашла Сета, который уже делал нечто подобное, и окунула его в лучи славы, что ему было совершенно не нужно.
Его полем был эпистаз (взаимодействие генов), последствия генетических мутаций, зависящих от других мутаций, в результате чего изменяются функции белка. Некоторые трансформации были радикальными, даже невероятными. Большинство зависело от новых способов соединения протеинов. Спустя несколько лет терпеливого и упорного труда Сет обнаружил восемь эпистатических взаимозависимостей между разными мутациями в различных штаммах выбранной им бактерии. Затем он провел много лет — долгих, одиноких и плодотворных лет, — модифицируя бактерию и всегда видя перед собой одну цель.
Потом он достиг ее.
Его генно-модифицированная бактерия уничтожила токсин, сбрасываемый текстильными заводами в маленькую индонезийскую реку. Более простые модификации уже перерабатывали обычные сточные воды, но ничего не могли поделать с промышленными отходами. Работая только на рассвете и в сумерках из-за дневной жары, он получил настолько хорошие результаты, что ликовал. Бактерия уничтожала 98 % токсина.
Он не знал и даже не представлял, что за этим последует. Ожидал лишь публикации в журнале и уважения со стороны коллег. Но вместо этого получил медийную известность. За ним следовали роботы, его осаждали журналисты, отчаявшиеся люди из бедных стран писали ему душещипательные письма, подробно рассказывая о гибели детей из-за загрязнения рек и прося о помощи. Сет ненавидел все это. Он сбежал в GEP, приняв предложение заниматься дальнейшим усовершенствованием бактерии для избавления от других токсинов. Сету принадлежал патент. Он будет работать в ультрасовременной лаборатории в Бостоне. Он даже не прочитал свой контракт до конца.
Его "одолжили" Индии. Право GEP на подобное было оговорено в контракте. И компания сделала это, получив великолепный пиар.
Одна из женщин из встречавшей его делегации привела его к Гангу. Какой она была? Он не мог вспомнить. В свои 50 она выглядела бабушкой. Это должно было облегчить разговор с ней, но Сет не мог ничего сказать. Он следовал за ней молча. Очевидно, река была недалеко, и это было бы удобно для тестирования.
— GEP строит прямую и огражденную дорожку к вершине холма, — сказала она. — Кстати, меня зовут Саанви Парт, я из Университета Дели. Думаю, вы меня не помните.
— Простите, я…
Она озорно улыбнулась.
— Все в порядке, доктор Сандерс. Вас познакомили сразу со многими людьми.
— Да.
— И вам это не нравится. Но теперь мы будем постоянно работать вместе. Знаете, я ваш партнер по лаборатории. Старший генетик. Вы нормально переносите жару?
— Да. Нет. Если мы остановимся на минутку…
— Конечно. — Она вручила ему бутылку с водой. — Сядьте у той стены, в тени. Раньше никогда не было настолько тяжело, но вы знаете — все это последствия глобального потепления.
Нет, эти цифры не меняли его жизнь. До Индонезии он жил в лабораториях с кондиционером. Он почувствовал себя слабаком. Но ее улыбка была достаточно снисходительной.
— Ваш английский очень хорош, — сказал он, надеясь, что не сказал ничего предосудительного.
— Я училась в аспирантуре и защищалась в Оксфорде.
Они остановились на небольшой площади около домов и лавок. Сет пытался разобраться в этом вихре цвета, звука и запаха. Храмы, обезьяны, женщины в сари, мужчины в дхоти, мотоциклы, собаки, полицейские камеры, нищие, поющая группа мужчин, несущих труп в сторону реки, фрукты и очаги для жарения пищи и — да — свободно бредущая корова…
Все это увлекательно. Все это не замечало его, жило само по себе, позволяя ему быть лишь наблюдателем.
В тот момент, когда он стоял с бутылкой теплой воды в руке, его сердце дрогнуло. Ребенок, выросший в холодных зимах Миннесоты у молчаливых и жестких родителей, Сет влюбился в Индию.
Он познакомился с Дией на вечеринке, где были все сотрудники. Сет стоял в углу с бокалом красного вина. Он не собирался пить, а хотел только вернуться в свою лабораторию и поглядывал на часы. Через полчаса — хватит уже! — он двинулся к двери, врезался в женщину и пролил вино на ее платье.
Два стоявших рядом человека ахнули.
— Мне жаль… Я не хотел… Я… Позвольте мне заплатить за химчистку!
Еще большее удивление — почему? Потом он обратил внимание на платье: оно было сделано из листьев. Реальные, настоящие листья, но с ними что-то сделали: они тихо шуршали чуть выше порогового уровня слуха; они излучали аромат сосновых игл; их цвет тонко менялся от золотого до оранжевого и розового — за исключением того места, где его вино вдруг заставило их поникнуть и стать коричневыми.
Хозяйка гневно повернулась к нему, и Сет чуть не задохнулся. Как кто-то может быть таким красивым? Миниатюрная, с гривой темных волос, зелеными глазами и безупречной кожей цвета полированного дуба. Она сказала: "Химчистка?"
— Или… что угодно… Я не знаю…
— Понятно, — ее гнев сменился весельем. — Вы Сет Сандерс. Новый мальчик-гений из GEP. Я слышала о вас много хорошего.
— Я… — Он что? Он был идиотом, он должен был оставаться в своей лаборатории, он не вписывался в компанию, особенно такую.
Кто-то пришел ему на помощь.
— Это Дия, доктор Сандерс, — сказал этот кто-то. — Дия Содхи. Знаменитый дизайнер технофестивалей, знаете ли.
Он не знал этого. Она протянула ему руку. Когда в состоянии прострации и смущения он промахнулся, она подняла его безвольно повисшую кисть.
— Здравствуйте, Сет, — сказала она. — Я рада познакомиться с вами.
Кожевенные заводы Канпура в основном принадлежали мусульманам и располагались в мусульманском районе Джаджмау. "Бывали угрозы, — сказала Саанви. — И даже больше, чем угрозы — насилие. В трудные времена люди ищут козлов отпущения".
Изучая Ганг, Сет почти не слушал ее. По открытым каналам отходы кожевенного производства стекали прямо в Ганг. Вода была синяя от хроматов. Через открытые ворота он увидел двор с растянутыми шкурами быков, сушащимися на солнце. Раздетый до пояса мальчик топтал другие шкуры в чане с синей жидкостью. Он видел гусей, коз и облака мух. В воздухе реял запах гниющих туш, смешанный с кислотной аккумуляторной вонью.
— За тридцать лет здесь ничего не изменилось, — сказала Саанви. — Обработка шкур солями трехвалентного хрома делает их более эластичными. Они окисляются и превращаются в соли шестивалентного хрома. Здесь предполагалось построить очистную станцию. Но коррупция в штате Уттар-Прадеш еще хуже, чем в целом в Индии, так что все провалилось — национальные программы очистки, судебные иски, PR-программы, штрафы, сенсоры для выявления нарушений. В Канпуре зарегистрированы 406 кожевенных заводов, и еще больше подпольных, стандарты не соблюдаются нигде. Загрязнение хромом здесь в восемьдесят раз превышает установленные законом предельные значения.
