Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
Невыносимо… Она снова намыливала руки. И так продолжалось по кругу, пока напарница не постучала в дверь:
– Все хорошо? Ты нужна нам.
Ада показалась из-за двери бледная, со «съеденной» с губ красной помадой.
– Губы подкрась, – обратила внимание на нарушение обязательной формы коллега. – И выбрось из головы. Умер – и умер. Бывает…
– А у тебя раньше кто-нибудь на рейсе умирал?
– Нет еще. Но корейские бизнесмены надирались до полусмерти. Ползали по салону и рыгали. Все бывает. Не расстраивайся.
* * *
Ада думала, что в Эмиратах не будет скучать по снегу и ветру. От них она натерпелась. Но нет, с приближением декабря вспоминала заснеженные ели, улицы под пуховым смерзшимся одеялом, залив во льду – изысканный зимний десерт, глыбы льда – как престолы. Вспоминала, каково это: казаться легче пушинки, когда наступаешь на гору слежавшегося снега, а наст не проваливается, мужественно держит вес.
Грипп пробирается по скользким дорожкам. Поздняя осень – самое время, когда наступает колотильня. Мокрые ноги, зябкие руки. Озноб, к вечеру температура, ломота в костях. И вот ты уже – расслабленная и потная – лежишь в постели под верблюжьим одеялом. Тебя не заботит работа, на начальников ты чихать хотела… и чихаешь. Это время небольшой гриппующей смерти. Вместе с частью вируса умираешь и ты сама, попираемая антибиотиками. Не хочется ни еды, ни воды. Кто бы мог подумать, что она будет скучать по расслабленной лени гриппа? Здесь, в Эмиратах, ее мучила вечная, с хлюпающим носом, простуда, которую навевали без устали зудящие кондиционеры.
Из ностальгии купила белый диван – пусть хоть он сугроб напоминает. Правда, валяясь на нем, Ада часто проливала красное вино и уже трижды отдавала подушки в чистку.
По неизвестной причине ее отношения с мужчинами изменились. Она не понимала, в чем тут дело, но секс не пугал ее так, как раньше. Ушло чувство гадливости. Появилось любопытство. Теперь ей не нужно было переступать некую незримую, но ощутимую черту, чтобы лечь с парнем в постель. Секс стал легким, необременительным. Развлечением, а не битвой.
Но такого экстаза, как с Ашером, когда он бывал в настроении, достичь не удавалось. Ада и не стремилась. Знала: то состояние было исключением. Вряд ли многим смертным удается испытать подобное наслаждение. Она закрывала глаза, чтобы восстановить ощущения, казалось, нервные окончания не выдержат, их замкнет, как провода под недопустимо высоким напряжением. На пике меркло сознание. Тело трепетало, как птица. Головокружительный полет в бездну и обратно. Она возвращалась, всегда возвращалась. И целое мгновение не знала, кто она. В такие моменты Ашер мог назвать ее любым именем, она откликнулась бы, поверила в любую выдуманную судьбу. Кем быть – неважно, главное, чтобы быть с ним.
«Забудь, забудь», – приказывала она себе. И, свободная от прежних оков, бежала на свидания, принимала цветы и улыбки, приглашала подняться в квартиру «на чашечку кофе». Она решала, когда, как и с кем. Сила власти опьяняла. Мужчины перестали пугать Аду, и оказалось, что среди них полно приятных парней.
Арабский язык вливался в нее, как вода в пакет для льда, заполняя подготовленные формочки, прочно застывая в мозгу. Через месяц в Дубае она без труда понимала разговоры на улицах, могла ответить что-нибудь едкое или ругнуться на арабском. Еще через три месяца могла вести содержательные беседы и даже писать. Но на работе основным языком был английский. Уж тут-то у нее вообще никаких проблем не возникало.
Ей нравился здешний образ жизни. Нравилось, что раскованные, конечно по арабским меркам, жители Дубая совсем не похожи на жутких снобов – жителей Шарджи, а ведь между этими эмиратами уже нет границы – сплошная городская застройка. Граница проходит по людским нравам, обычаям. Смешно было наблюдать, как рафинированная арабская домохозяйка из Шарджи неодобрительно поджимает губы, увидев выпущенные из-под головного платка высветленные до желтизны локоны дубайской девицы.
Ада с удовольствием пробовала на вкус жизнь cabin crew – членов экипажа: работа по графику, половину месяца проводишь дома, половину – за границей, в пятницу отрываешься в клубах, которые тоже заполнены «летающими человечками», твоими коллегами – пилотами, стюардами и стюардессами.
Она оценила и традиционную женскую восточную одежду – нет ничего лучше абайи, когда нужно рано утром выскочить в парикмахерскую, чтобы уложить волосы или сделать маникюр. Ада накидывала черную хламиду прямо на пижаму с «хэллоу китти» и ныряла в ближайший косметический салон.
Ее ждал и рейс во Флоренцию. Ада даже не стала отсыпаться в гостинице после полета, сразу помчалась к вилле без названия. Вилла пустовала. Ржавели прутья ограды. Ветер водоворотами кружил сухие листья по двору.
Во всех городах, в которых она бывала, обязательно заглядывала в картинные галереи. И в большие национальные выставочные залы, и в маленькие подвальчики в сердце города. В Старой Берлинской галерее наткнулась на картину Арнольда Бёклина «Остров мертвых» и застыла с памятью о доме на губах. Выборг. Парк Монрепо. Остров-некрополь Людвигштайн, будто Бёклин рисовал его с натуры.
Остров-некрополь – пустые глазницы гробниц, облупленная капелла. Перевозчик – местный Харон в рваных на промежности штанах, в засаленной куртке, с запахом водочного перегара, медленно опускает весла в воду – несколько взмахов от одного берега до другого. Ему некуда спешить. Время застыло каплей янтаря в ране кривой сосны.
Но картина Бёклина не об ушедших, она о живых, о том, что случается, когда от тебя отсекают половину – дорогого человека. Ты превращаешься в остров. Остров с вечной памятью о былой любви. Аде вдруг подумалось, что Ашер Гильяно тоже подолгу смотрел на эту картину.
Вот и снова мысли вернулись к нему. Запрещала себе думать об Ашере и вновь нарушала запрет. Где он? Что с ним? Кто с ним? Она искала его среди деловых, каркающих на всех наречиях мира, мужчин в отелях, среди праздной пьяной толпы на вечеринках в клубах, на выставках в музеях, в первом классе аэробуса. Ведь частный самолет может сломаться или потребовать профилактики, пилот может свалиться с ангиной или не встать с похмелья, и придется Ашеру, как простому смертному, лететь регулярным рейсом, если, конечно, в этом случае он не арендует самолет.
Она была настороже, чтобы поймать его взгляд, она не спутала бы это ощущение ни с чем другим. Правда, с сожалением отмечала, что черты лица Ашера не держатся в памяти, они размылись, как акварель. Ада не составила бы сейчас верный фоторобот. Но она узнает его, когда увидит, не может не узнать.
* * *
На ежегодный Новогодний бал, который устраивали для сотрудников авиакомпаний, Ада надела сапфировое ожерелье. Она веселилась и пила новогодний пунш, когда поймала на себе чей-то пристальный взгляд. Ада быстро обернулась, поискала глазами и увидела – восточный мужчина в европейском костюме, с аккуратной бородой, темными внимательными глазами. Он кивнул ей издалека и чуть позже подошел поздороваться. Он назвал свое имя – Рашад аль-Хашми. Имя не сказало Аде ничего. Господин аль-Хашми несколько неучтиво уставился на ее грудь. Но оказалось, его привлекло сапфировое ожерелье. Он выразил восхищение размером и цветом сапфиров и предположил, что ожерелье старинное и, видимо, перешло к Аде по наследству.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
