– И она не знает.
Я хорошо вижу, как по лицу его потихоньку расползается неверие.
– Ты слишком расстроена. Схожу принесу твои таблетки.
51
Пятница, 13 апреля 2012 года
Джуд
Сняв трубку, она сперва не узнала его голос и на какое-то чудесное мгновение даже решила, что это Уилл. Но нет, это был Пол. Муж Эммы.
«Чего ему понадобилось?» – сердито подумала она.
– Добрый день, Джуд.
«Спасибо, хоть не назвал меня этой дурацкой Джудит».
– Здравствуйте, Пол. Какой сюрприз!
– Послушайте, я очень извиняюсь, что так внезапно вас беспокою, но меня очень тревожит состояние Эммы.
Джуд опустилась на сиденье и сжала в руке трубку.
– А что стряслось?
Ее зять явно колебался, отыскивая нужные слова.
– Эм сама себя взвинчивает из-за найденного в Вулвиче ребенка, – сказал он наконец.
– Младенца с Говард-стрит? Да, она мне об этом говорила. Это как раз та улица, где мы когда-то жили.
– Да, я это знаю, – сказал Пол и снова умолк.
– Вы явно желаете мне что-то рассказать. Давайте выкладывайте! – Ей не хотелось быть грубой и бесцеремонной, но Пол очень раздражал ее этими своими затяжными, не предвещающими ничего хорошего паузами.
– Извините… Так вот… В общем, Эмма говорит, что считает, будто это ее ребенок.
Джуд аж рыкнула от изумления.
– Ее ребенок? Что еще за вздор! Там говорилось об Элис Ирвинг.
– Да, это так, но полиция обнародовала новую информацию, где говорится, что дитя было похоронено в 1980-х. И кажется, это приводит Эмму в состояние паники.
Тут Джуд словно оцепенела – но только на секунду.
– Правда, что ли? Такого я не слышала. Но это все равно полная чушь. Видите ли, Пол, вы не знаете Эмму столько лет, сколько я. Моя дочь всегда не очень-то дружила с правдой.
– По-вашему, она все это выдумывает?
– Ну, видимо, да. Если откровенно, она еще юной девочкой любила выдумывать разные небылицы. То несла всякую белиберду насчет своего отца, то насчет моего друга. Не станем углубляться в подробности всего этого, но, может быть, сейчас она так расстроена из-за того, что мы с ней тут на днях поговорили о нашем прошлом – о неприятных моментах нашего прошлого, – когда она на той неделе заезжала ко мне на ланч.
– Она мне этого не говорила, – удивился Пол.
– Неужели? Что ж, возможно, она просто не хочет, чтобы вы знали, каким диким кошмаром она была в свои юные годы. Знаете, ведь мы же вынуждены были в итоге попросить ее из дома.
На другом конце линии повисла тишина.
– Пол? – окликнула его Джуд.
– Да, я здесь. Я этого не знал. Бедная Эмма. Она никогда на самом деле не рассказывала мне о своем детстве. Но вы сказали «мы»? Мне казалось, вы жили вдвоем с Эммой. Она говорила, что никогда не знала своего отца. Кто еще с вами жил?
– Мой партнер. Уилл. Эмма наверняка о нем упоминала.
– Нет, не припоминаю.
– Это даже странно. Но по-любому никакой там «бедной Эммы» не было, а были бедные мы. Вы даже не представляете, что у нас тогда творилось! – сказала Джуд, принимая оборонительную стойку. – Передайте лучше Эмме, чтобы она мне позвонила. И я с ней обо всем поговорю. Возможно, мне удастся ее унять.
– Я предложу ей это, Джудит. Всего хорошего.
Джуд поднялась со стула и взяла с каминной полки фотографию Эммы. Той было два года, когда сделали снимок. На ней был крохотный килт, который мать привезла из отпуска в Шотландии, и девчушка счастливо улыбалась в камеру. «Что за чудное личико», – подумала Джуд.
Мечтая завести ребенка, Джуд никогда толком и не задумывалась о, так сказать, постколыбельной поре, о последствиях появления в ее жизни другого человека. Она все упивалась принятым на себя образом Мадонны с младенцем, пока эта проблема не встала перед нею в полный рост, поскольку Эмма стремительно взрослела, превращаясь в отдельную личность.
Первые намеки на то, что ожидается впереди, появились, еще когда она превратилась в несносную двухлетку. Это был недолгий, но просто адский период ежедневных истерик, когда они еще жили у родителей Джуд. А потом настала пора нескончаемых вопросов от пугающе смышленой пятилетней Эммы. С каким удовольствием Джуд помогла тогда ей открыть для себя мир книг!
Джуд считала, что знает свою дочь, однако совершенно непредсказуемая перемена, случившаяся в Эмме в подростковом возрасте, явилась для нее нежданным шоком. Едва ли не в считаные недели та расцвела и обросла колючими шипами. И это случилось в самое что ни на есть неподходящее время – на ранних порах романа Джуд с Уиллом.
Он оказался как нельзя на высоте в той возмутительной истории с Даррелом Муром. Джуд это напрочь выбило из колеи. Ведь Эмме было только тринадцать. Совсем еще дитя!
Джуд хотела заявить на Даррела в полицию, сказав Уиллу: «Да он же, по сути, педофил!» Но тот решительно посоветовал ей этого не делать, заявив, что для Эммы это будет уже чересчур. Он всегда думал об Эмме.
А еще она вовремя сообразила, что у полиции сразу возникнет слишком много вопросов. А как только начнут их задавать…
В общем, хорошо, что она узнала об этом до того, как Эмма могла бы погубить свою жизнь с этим гадким типом.
«В то лето 1984-го Уилл был мне просто послан Богом, – подумала Джуд. – Золотое было время. Короткое, но чудное. Только вот Эмма тогда не на шутку разнуздалась».
Она вспомнила, как Уилл заботился о ней и Эмме, всегда готовый им угодить, заставляя их счастливо смеяться, направляя их жизнь в лучшую сторону. Джуд даже позволила себе в очередной раз поверить, что Уилл и есть тот самый «единственный» и что их ждет прекрасное будущее – как все вдруг почему-то пошло наперекосяк. Хотя не «почему-то». А из-за Эммы.
Чуть ли не в одну ночь она превратилась в дерзкое, враждебно настроенное существо. Переменчивое настроение дочери теперь грозно раскачивалось по дому, точно шаровой таран.
Эмма забилась в свою комнату, вывесив на дверь записку «Не входить» и разговаривая с кем-то лишь по вынужденной необходимости. Она потеряла интерес ко всему – за исключением еды. Все завтраки-обеды-ужины Эмма уносила к себе в комнату, составляя целые стопки тарелок и набивая себя пищей. Она набрала просто жуткий вес. «Точно разъевшийся щенок», – помнится, отозвалась об этом Джуд. Но создавалось впечатление, будто Эмма это делает нарочно. Намеренно вредя самой себе.
Она почти полностью устранилась из жизни Джуд. А потом еще и Барбара стала ходить по дому мрачной тенью. Она не объясняла, в чем дело, но Уилл сказал, что от этого всем делается совсем не по себе, и подговорил Джуд, чтобы она предложила Барбаре подыскать себе другое жилье.
