Глаза Кароа сверкали.
– Дайте мне допуск, капитан. И подберите отставших по дороге.
– А вы? – спросил Амброз, не уверенный, что хочет услышать ответ.
– Я? – Кароа засмеялся. – Я собираюсь встретиться со старым другом.
41
Тул сидел в темноте ангара, отдыхая. На то, чтобы разорвать на куски Исполнительный комитет, ушло несколько мгновений. Все они сидели в креслах, тщательно пристегнувшись. Все верили, что сейчас улетят отсюда.
Ворвавшись в глайдер, он думал еще, сможет ли совершить то, что обещал себе совершить, или же снова опустит руки перед таким немыслимым кощунством. Самое первое его воспоминание было о том, как он кланялся генералу Кароа и «Мерсье». Он был обязан им самим фактом своего существования.
Но когда он вошел в глайдер и они посмотрели на него, он ничего не почувствовал. Ни страха, ни стыда. Просто несколько человек, которые заслужили смерти. Слабые, медленные. Легкая добыча. Кто-то розовый, как лосось, кто-то коричневый, как олень, кто-то черный, как козел. Но внутри они все мягкие и красные.
Тул слизывал кровь с когтей. Сирены «Аннапурны» не замолкали.
Он не ощущал ни малейшей вины, разрывая их на части.
«Я убил своих богов, – думал Тул, – я залез на небо и убил богов».
При этой мысли он оскалился, пытаясь убедить себя, что доволен. Он так надеялся, что ощутит торжество в этот миг.
«Я – Кровь. Я – Клинок. Я – Пожиратель сердец. Я – Карта-Кул, Приносящий смерть. Я – Тул. Я – Убийца богов».
Дирижабль дернулся, палуба снова накренилась, теперь уже под опасным углом. Тулу вскоре предстояло умереть в ледяной воде, но на душе у него было спокойно.
«Я залез на небо и убил своих богов».
Он перебирал их в уме. Финансы. Торговля. Наука. Научно-исследовательские разработки. Протектораты. Объединенные силы. Все директора неуклюжими пальцами пытались нащупать пряжки на ремнях безопасности. Никто не успел освободиться, пока остальным отрывали головы. Паникующее стадо, загнанное на бойне. Никто из них не сопротивлялся. Они всегда предоставляли другим умирать и убивать за них. Неудивительно, что они не умели этого делать.
Он с гордостью подумал о Титане. Вот с этим пришлось потрудиться.
Тул достал краденый коммуникатор и стряхнул с него кровь. Титан ответил.
– Уходи, – велел Тул, – спасай наших.
Он раздавил коммуникатор в кулаке. Титан спасет его братьев. Они слишком сильны и упорны, чтобы умереть. Может быть, они станут основателями независимого государства. Захватят Гренландию. Тулу нравилась эта идея, и он желал им удачи.
Воздух, который врывался в ангар через открытые двери, стал теплее, но все еще оставался холодным. Скоро они рухнут в воду и огромный дирижабль утонет. Все это из-за него.
Тул не ощущал вины. Эти люди обрушивали огненный дождь на его стаю. Один раз в Калькутте. Один – в Затонувших городах. Если дирижабль погибнет из-за него, тем лучше. Всего лишь сопутствующие убытки. Они этого заслужили.
Тул слизал кровь с губ. На вкус она была как железо и жизнь. Он посмотрел на голову директора Объединенных сил Исполнительного комитета. Джонас Эндж. Смутно знакомое имя. Бледное лицо окоченело, превратившись в маску ужаса. Тул с отвращением изучил его. Глава Объединенных сил, да уж. Человек, который приказывал всем солдатам.
Тул смотрел на своего мертвого врага. Ужас на его лице портил все удовольствие. И остальные выглядели так же. Мешки с мясом, которые нужно было порвать. Жалкие тонкие шейки, которые нужно было сломать. Головы, которые должны были слететь с плеч.
Как пафосно.
Тул постучал головой Энджа о переборку. Тук-тук.
Их сердца даже есть не стоило. Эти первые лица человечества были всего лишь мусором. Пусть их гнилое мясо сожрет рыба в океане. Они недостойны того, чтобы сложить песнь о победе над ними.
Тул закрыл глаза. Он очень устал. Сирены продолжали вопить, предупреждая команду о том, что дирижабль падает.
«Теперь я отдохну».
Сирены орали так громко, что Тул не услышал, как в ангар забралась молодая женщина. Он почувствовал ее запах удивительно близко. Открыл глаза, ища угрозу. Увидел, как она ползет вверх по круто накренившемуся полу. Он сидел тихо, сливаясь с тенями, пользуясь тем, что человеческие глаза замечают в основном движение, да к тому же устремлены вперед, как будто люди могут преследовать добычу.
Женщина даже не оглядывалась.
Тул прищурился. Прижал уши, глядя на ее передвижения. Она направлялась к глайдеру. Интересно.
Она поспешно залезла внутрь. Тул улыбнулся, услышав ее крик. Она неуклюже вывалилась из глайдера, продолжая кричать. Плюхнулась на палубу, не удержалась на ногах, поехала вниз, ударилась о стену и снова закричала.
Интересно, какое отношение она имеет к Исполнительному комитету. Он убил всех директоров «Мерсье», это он знал точно. Она была не из них. И все-таки она была при них. Но, судя по ее форме, статус ее был куда ниже.
Она не была богом, всего лишь служанкой богов.
Убивать или нет?
И вдруг сирены замолкли и по громкой связи загремел голос:
– Кровь! – Голос был знакомый. – Клинок! Карта-Кул! Я знаю, что ты здесь.
У Тула шерсть встала дыбом. Этот голос он слышал во снах и в кошмарах. Голос из прошлого. Голос человека, чья голова уже побывала в его зубах.
– Ты забыл про меня! – сказал голос. – Слышишь?
Он вспомнил свою стаю, вспомнил войну.
– Я здесь. Я все еще жив, жалкий трус!
Кароа.
Генерал Кароа.
Отец.
Бог.
Сердце Тула громко стучало. Ему очень хотелось молить о прощении, упасть брюхом кверху, обнажить беззащитное горло. Губы его дернулись в гримасе ненависти.
Старый друг. Старый хозяин. Старый враг.
Голос Кароа эхом отдавался в ангаре.
– Если ты хочешь покончить с этим, жду тебя на мостике. Я здесь, и я не боюсь. Иди сюда, собакорылый. Посмотри мне в лицо, трус!
Тул вскипел. Он поднялся и бросился прочь. Молодая женщина в ужасе уставилась на него, когда он выскочил из укрытия, но она его не волновала. Исполнительный комитет – ничто. Во всем виноват Кароа. Всегда только Кароа. Это он был тем богом, которого Тул хотел убить.
Кароа продолжал глумиться по громкой связи:
– Я здесь, трус.
Тул помчался по коридору в сторону мостика, где его ждал самый главный из его врагов.
– Иди сюда, Кровь. Пора с тобой покончить!
42
Карта-Кул вышел из тьмы. Он походил на ночной кошмар. Оторванная голова Джонаса Энджа болталась у него в руке. Бог убийства, воплощение войны. Окровавленный, дикий, покрытый шрамами.
