О боже.
– Тильда. – Дилан кладет руку на ее плечо. – Тильда, это просто фантастика.
– Точно, – соглашается Лукас. – Я никогда не видел ничего подобного. Невероятно.
Мужчины правы. Сквозь пелену слез облегчения Тильда видит, что они правы. Дровяная обжиговая печь справилась со своей работой. Холодная глина и порошкообразные глазури под воздействием огня преобразились во что-то поистине впечатляющее. Великолепное. Там, где нет глазури, горшок приобрел насыщенный красно-коричневый цвет почвы заливных лугов. Каменная соль, которую Тильда использовала с большой осторожностью, покрыла его поверхность крошечными оспинками, придав ей естественный шероховатый вид. Глазури окислились идеально – кажется, будто изысканные цвета, которые она выбрала для окрашивания собаки и зайцев, ярко горят и вспыхивают даже при тусклом свете пасмурного дня. И, вплетенное в замысловатый орнамент из бегущих друг за другом животных, сверкает золото, отчего на фоне темной глины их силуэты волшебно блестят.
Спасибо тебе.
Тильда формулирует эту мысль, не зная, кого именно хочет поблагодарить, но, стоя на коленях и чувствуя, как холод проникает в тело, ощущая руку Дилана на плече, она понимает, что создала это прекрасное, неповторимое произведение искусства не одна. Кто-то ей помог. Кто-то зажег в ней искру, которая позволила сотворить такое. Кто-то или что-то. Она опускает руку в карман и, достав браслет, подносит его к горшку. Их орнаменты стали еще больше схожи из-за глазурей и золотой фольги. И какое-то мгновение Тильде кажется, будто она видит, как у всех шестерых древних таинственных животных начинают подниматься и опускаться ребра и блестеть глаза и как они бегут, бегут, бегут.
Сирен
Уже почти рассвело, когда я встаю с постели. Совсем недавно летняя луна казалась яркой, как новая серебряная монета, но сейчас она побледнела из-за посветлевшего неба, ибо по нему разливает свет еще невидимое, но нетерпеливое солнце. Молодой стражник, назначенный охранять мой дом, крепко спит и не чувствует, как я перешагиваю через него. Он не выполнил своего долга не из лености, а потому, что вечером я добавила в его порцию тушеного мяса сонного зелья, поняв – пришло время рожать. А для этого не нужны мужчины с их неизбежными беготней, шумом и позерством. Это время, когда мне и моему ребенку надо остаться одним, хотя мне известно, что если бы во власти принца было угадать момент родов, он бы мне этого не позволил. Но он властен отнюдь не над всем и вся, что бы там ни считали он сам и его слуги. Есть вещи, на которые не распространяется его влияние, и одна из них – рождение ребенка.
Птицы уже проснулись и услаждают своим пением слух. Ночные зверьки бесшумно убегают, чтобы спрятаться в норы и логова, уступая место более тяжелым и неуклюжим животным, которые бодрствуют днем. Я продвигаюсь медленно – часто приходится останавливаться из-за очередной схватки. Я надела легкое полотняное платье, взяла с собой только мягкое шерстяное одеяло и нож. Больше я ни в чем не нуждаюсь. Положив руку на тяжелый живот, я шепчу: «Потерпи, малышка». Я прохожу через рощу к уединенному месту у озера, которое выбрала заранее. Здесь берег покато уходит в воду, и земля покрыта песком. Камней на ней мало, а тростника или камышей нет совсем, так что мне удобно лежать на ней. Как только я погружаюсь в мягкие и блестящие, как шелк, воды Ллин Сайфаддан, я чувствую, что боль стала меньше. Дитя движется внутри меня, как ему и положено, но мои родовые муки в значительной мере смягчаются магическим воздействием священного озера. Я предвидела этот момент и уверена – мне нечего бояться. Чего бы ни желал в душе мой принц, я знаю: дитя будет девочкой. Однако я решила не говорить Бринаху об этом заранее. Пусть он подержит свое дитя на руках, пусть посмотрит ей в глаза, почувствует, как бьется в груди ее сильное и смелое сердце – и тогда в его душе не останется места для разочарования.
Трудясь над тем, чтобы произвести на свет дитя, я чувствую, как воды озера вибрируют, и знаю – ко мне подплывает Аванк. Она приближается, чтобы увидеть рождение еще одной ведьмы. Ее близость придает мне сил. Я не хочу кричать, ибо если я закричу, это может выдать мое местоположение. Новых покушений на мою жизнь пока не было, но до сих пор я ни на минуту не оставалась одна. Но никогда еще я не была такой уязвимой, как сейчас. Я закрываю глаза и успокаиваю мысленные крики. Я пускаю в ход всю силу, напрягаю волю, и моя дочь просто, без шума выскальзывает из моего тела в животворную воду озера. Я быстро поднимаю ее. О! Она так чудесна! Такая маленькая, но такая сильная – вылитая я. Я вижу, как светится и сияет ее душа. Как и я, она одарена магической силой. Как и я, она будет дочерью лунного света. Как и я, она будет под защитой бабушки Аванк.
– Добро пожаловать, малышка, – говорю я и целую ее в лоб. Она не кричит, а оглядывается вокруг, сжав крошечные кулачки, спокойная, но уже осознающая, где она находится. И кто она такая. И моя радость проявляется в голубом свечении, которое окружает нас.
Поверхность озера покрывается пузырями. Я затаиваю дыхание. Подплывет ли она ближе? Покажется ли она на поверхности сейчас, когда уже рассвело и люди могут ее увидеть? Я беру нож и разрезаю пуповину, которая питала мою малышку все эти долгие месяцы. Я заворачиваю дитя в шерстяное одеяло и, прижимая к груди, встаю. И мы вместе наблюдаем и ждем. Воздух недвижен и тих, как будто сами леса перестали дышать. Смолкло и пение птиц. По озеру расходится рябь. И вот бесшумно, с грацией, которая тронула бы до слез самое зачерствевшее сердце, Аванк поднимается из глубин. В свете лучей утреннего солнца она кажется еще прекраснее! Я поднимаю свою новорожденную дочь и держу ее высоко. Она не хнычет и не кричит. Она не боится. Мать озера опускает величавую голову, чтобы рассмотреть эту крошечную новую пророчицу.
– Она будет хранить твою тайну так же, как храню ее я, – обещаю я.
Аванк вздыхает, внимательно глядя мне в глаза еще мгновение, затем подается назад, и от ее движений на меня накатывают ласковые волны. Потом без малейшего всплеска она погружается и исчезает в водах озера.
Я целую свое дитя и снова прижимаю к себе.
– Тебе поистине повезло, моя юная ведьмочка, ибо благословение Аванк – это самая лучшая защита.
16
Тильда
Тильда смотрит на закатное солнце. Заходя за покрытые снегом горы, виднеющиеся за озером, оно разливает кроваво-красный свет по зимнему небу. Раньше такое зрелище заставило бы ее остановиться, чтобы посмотреть и полюбоваться. Но сегодня оно только напоминает ей: день подходит к концу, а время утекает сквозь пальцы. До Рождества осталось два дня, а она обещала отпраздновать его с Диланом и его дядей, так что у нее в запасе лишь несколько часов, чтобы, оторвавшись от работы, привести себя в порядок и выйти из коттеджа. Но важнее то, что ей придется оставить браслет. Или хотя бы воздержаться от того, чтобы надеть его. От этой мысли Тильду охватывает желание поскорее дождаться минуты, когда она сможет это сделать. Она дивится такому быстрому переходу от страха к восторгу. После обжига Дилан предложил отпраздновать успех за обедом в «Красном льве». Она почувствовала его разочарование, когда пригласила туда и Лукаса, и его облегчение, когда тот отказался пойти, сославшись на раскопки. По правде говоря, Тильда предпочла бы остаться дома. Успех обжига и удивительное видение разожгли в ней такую жажду творчества, что, казалось, еще немного – и она взорвется, если не начнет делать наброски. Тильде хотелось немедля запереться в студии и зарисовать то, что она увидела. Хотелось запечатлеть образ невероятного существа, которое ей явилось. Хотелось в мельчайших деталях отразить на бумаге и в глине всех существ, которые летали и прыгали перед ее закрытыми глазами. Хотелось в очередной раз сравнить замысловатый рисунок на браслете с рисунками на своих горшках, теперь уже обожженных и покрытых глазурью.
