Государь сдержал слово. Когда Латиф предстал перед ним и поведал о своих приключениях, он был назначен… начальником полиции.
Два слова
Даже возглавив сыскное ведомство, Латиф не утратил сочувствия к своим прежним собратьям по профессии. Один из них, опасный разбойник, был схвачен, и Латиф не мог добиться его освобождения, как ни старался. Разбойник не только грабил и бедных, и богатых – он еще и разразился бранью в присутствии самого царя, когда его притащили к нему в цепях.
Разбойника приговорили к смерти через повешение.
В день казни отряд вооруженных до зубов стражей привел осужденного на эшафот. Латифу, как официальному лицу, тоже полагалось присутствовать на экзекуции.
– Латиф, спаси меня! – взмолился злодей.
Латиф грустно покачал головой и указал на воинов и полицейских, которые кишмя кишели на площади.
– Но как же твое вдохновение, Латиф? – спросил несчастный.
Когда на шею разбойнику уже надели петлю, Латифа вдруг осенило.
– Царь умер! – изо всей мочи закричал он.
Услышав эти страшные слова, люди в толпе стали громко причитать, а полицейские и воины со всех ног кинулись к своим казармам. Преступник, разумеется, сбежал.
Когда суматоха улеглась, царь велел привести к нему Латифа, закованного в цепи.
– Да как ты смел заявить, что я мертв? – Лицо царя было багровым от гнева. – Твоя выходка ничем не отличается от государственной измены!
– Ваше величество, – отозвался Латиф, – если с помощью двух слов я могу спасти человеку жизнь, ни причинив вреда никому другому, отчего же мне не сказать их?
– Но казнить и миловать – мое право, – сердито промолвил царь.
– Обычные люди могут делать то же самое, что и государи, только государи делают это лучше, – заметил Латиф.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что не способен действовать с той легкостью и простотой, какие доступны лишь самым могущественным владыкам, – пояснил Латиф. – Ведь того, чего я добился двумя словами, ваше величество могли бы добиться одним-единственным, просто сказав: «Прощен!»
– Что бы ты ни натворил, ты всегда выкрутишься, – усмехнулся царь и отпустил Латифа, щедро наградив его за лесть, но все же освободив от должности начальника полиции.
Попугаи
Говорящие попугаи были на родине Латифа в большой моде – иметь их стремились все. На немых же птиц никто и смотреть не хотел, так что Латиф легко раздобыл двух попугаев, которые не сказали бы ни слова даже под угрозой смерти.
Потом он отправился в караван-сарай.
Репутация Латифа была хорошо известна, поэтому в целом свете едва ли нашелся бы такой смельчак, который отважился бы вступить с ним в сделку. Вот почему все только смотрели, как он сидит посреди комнаты с двумя огромными клетками, накрытыми тканью, но никто не предлагал купить их.
Однако, как обычно бывает на Востоке, почти любой был готов потолковать о делах.
– Что это у тебя там, Латиф? – спросил один богатый купец, указывая на клетки. – Должно быть, говорящие попугаи?
– Да, о величайший из купцов, – ответил Латиф, – самые что ни на есть говорящие.
– Наверное, они знают больше слов, чем любые другие?
– Да, по крайней мере сотню слов.
Купец решил позабавиться за счет Латифа. Он не сомневался, что птицы вора знают одно-два словечка, а может быть, и полдюжины. Что же касается сотни, тут их владелец, конечно, преувеличивает. И он сказал:
– Какая жалость! А я-то искал парочку попугаев, которые не могут сказать ни единого слова, как ни бейся, чтобы заставить их говорить!
– Это очень редкая разновидность, – отозвался Латиф. – И сколько бы ты заплатил за пару таких необычных птиц?
Чтобы поддержать шутку, купец ответил:
– Я отдал бы за них вот этот кошель с золотом!
– Спасибо, – промолвил Латиф, забирая золото. – Если тебе удастся заставить хоть одного из этих попугаев хоть что-нибудь сказать, я заплачу тебе вдвое больше!
Сокровищница
Латиф был представителем очень древнего рода воров, корни которого уходили в прошлое на много столетий. От своих предков он унаследовал старинный пергамент, передававшийся от отца к сыну, – его разрешалось вскрыть лишь мастеру воровского дела после того, как он продаст неговорящего попугая. Латиф распечатал свиток.
В пергаменте говорилось о потайном ходе в подземную сокровищницу царя. Строители заложили это место гранитными плитами, так плотно пригнанными друг к дружке, что между ними нельзя было просунуть даже лезвие ножа. Но одна плита поворачивалась на шарнирах – надо было только знать какая именно.
Латиф нашел этот потайной ход и несколько раз посетил сокровищницу, неизменно возвращаясь оттуда с мешками золота.