Посвящается моему первому учителю
следователю прокуратуры
Денисову Тимофею Алексеевичу
I
Сколько времени прошло… Сколько разных событий… А мне помнится первая наша встреча.
Как говорили, так и обернулось — он сразу меня невзлюбил. Глянул из-под бровей, зрачки скосив, ну прямо грач с осени на юга не улетевший, ни здравствуй, ни прощай. И на всю неделю отослал в канцелярию разгребать архивы, уцелевшие от недавнего поджога. Я и так и сяк, заикаться пробовал, что, мол, не за этим сюда направлен, дружок мой Яшка Рубвальтер у Егорова уже не раз на трупы выезжал, но куда там, его не прошибить, будто крест на мне поставил.
— Егоров? — спрашивает.
— Следователь. Ваш коллега, — сунулся было я, обрадовавшись его вниманию. — Стажировку по плану проводит…
— Коллега, говоришь?
— Ну да.
— Егоров мне не указ, — буркнул он, стеклянными глазами прошил. — А ты делом занимайся. Всё разгрёб?
И даже ус у него один задёргался сам собой, будто живой. Я сроду такого не видел, завопил в отчаянии:
— Да где ж! Там ни в жизнь! Знали, как поджигать. И пожарники водой притопили.
— А ещё на трупы собрался…
— Чего ж вы их не поймаете?
— Кого?
— Преступников. Они всю прокуратуру чуть не спалили.
— Придёт время.
— Вот и спросите у них про то дело. Может, его как раз и сожгли. Чего искать впустую?
— Молодой, да ранний.
— А зазря в дерьме копаться?
— Тебя не спросили.
— Керосином весь пропах. И гарью. Из дома гонят.
Он не ответил. Совсем отвернулся к окну, будто меня и близко нет.
— Поручено дело — исполняй.
И отправил назад в подвалы…
Но сегодня с ним что-то приключилось. С утра позвонили, и он исчез. Лишь его след простыл, баба Нюша, завканцелярией, ко мне спустилась и шепчет, что ушёл, мол, Дед (она его Дедом за глаза зовёт, впрочем, как и остальные), на весь день отправился в прокуратуру области, в кадры опять вызвали, никак на пенсию не спровадят. Тут как раз Яшка заявился: происшествие в районе. Егоров согласился и меня взять на труп, если Дед не возражает. А кому возражать-то? Некому. Старушка доложила, что если Дед в аппарат отправляется, то обязательно навещает такого же ветерана, друга своего фронтового, старшего следователя, ну и они обычно засиживаются допоздна, а там по рюмочке за встречу и, конечно, назад уже не жди. Это у них что-то вроде фронтовой привычки.
II
— Ну что, ещё по одной?
— Давай! Ты бы дверь-то запер. Не нагрянет кто?
— А кому? — старший следователь Федонин поднял бутылку, степенно разлил водку по гранёным стаканам.
— Глаз не сбил, — похвалил или позавидовал Данилов, запечалился тут же, загрустил, отвернулся.
— Время-то восьмой час уже, Степаныч. Зойка если заглянет папироску стрельнуть. А других никого. Её-то, думаю, угостим? Согреем? Ты как?..
От Федонина полыхало успехом, удовольствием и, понятное дело, азартом.
— Орёл ты у нас, — Данилов откинулся на спинку стула, вздохнул тяжело. — Вон и рыбками, гляжу, обзавёлся. За модой успеваешь. Японцы говорят, разгружают они психику. Ещё советуют куклу резиновую. На начальство похожую. И по мордасам её, когда особенно приспичит. Не пробовал?
Он крякнул, скривился в невесёлой усмешке, потянулся с коркой хлеба к аквариуму.
— Наш едят или зажрались?
