— Конечно, нет, — отозвалась я и представила, как она распеленывает свое дитя, хотя этого никогда не было.
— Вы не должны оставаться здесь, — сказала она с горячностью иного рода, и я ответила ей в том же тоне:
— Пожалуйста, не надо говорить, что мне следует делать. И никто не должен знать об этом.
— Как вы можете говорить мне это после стольких лет дружбы? — Впервые я видела ее почти разгневанной.
— Простите меня.
— Вы не должны оставаться здесь, — повторила она, — ради себя и ребенка. Вы сказали об этом своему мужчине?
— Нет.
— Лучше не рассказывать.
Я закрыла глаза и почувствовала, как комната кружится вместе с моими мыслями.
— Вы знаете, что у вас с ним нет будущего?
Почему она так ясно видела то, что я старательно скрывала от самой себя? Почему она и та черная книга как сговорились против моего счастья?
— У вас есть другие обязательства, — сказала она.
— По отношению к императрице? — горько заметила я, думая о сорванной игре в сравнения и о подаренном мне траурном наряде.
— Нет, не перед ней. — Она окунула кончики пальцев в миску с таявшим льдом и провела ими по моим щекам. — Отдыхайте. Утром я зайду.
Я лежала в полной темноте, думая о ребенке, в котором жизнь отказала ей, и о совете, к которому я не хотела прислушиваться.
Меня пришел проведать Рюен. Редко когда я была так благодарна разделявшему нас шелку. Даже если мне особенно нечего от него скрывать, меня раздражает его проницательность. Он обладает особой способностью чувствовать ложь и притворство — умение, которое обострилось за годы воздержания.
Каким образом столь циничный человек оказывается таким наблюдательным, когда дело касается поведения людей? Возможно, что в случае с Рюеном тут не было противоречия.
Однако я редко так чувствовала нашу близость, как на этот раз. Странно, если эпидемия окажется тем единственным средством, которое поможет нам сблизиться.
Я чувствовала, что он напуган. Рюен рассказал мне, что они увидели, когда спустились с гор в город, и заразил меня своим страхом.
Мужчины, торопливо проходившие мимо них с прикрепленными к головным уборам ивовыми прутиками, закрывали лица рукавами одежды. Дома с закрытыми окнами, наполовину опустевшие улицы. Запах жженых трав. Тела в пересохших лощинах и канавах. Он видел лежавшего на спине на куче булыжников мальчика; все его лицо было покрыто гнойными нарывами.
— Помнишь, — сказал Рюен, — как в детстве мы стояли коленями на скамейке в той комнате с земляным полом, помнишь или нет?
Он имел в виду траурную комнату в нашем доме в Мино, комнату, которая пропахла дождевыми червями.
— Да, — ответила я. — Было трудно заставить тебя стоять смирно. Ты был очень непоседлив.
— Я видел, как по полу полз паук. Не знаю почему, но это единственное, что я запомнил.
— Ты был очень юн. — Я сама удивилась прозвучавшей в моем голосе нежности.
— Я до сих пор вижу во сне картины из детства.
— Я тоже.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — неожиданно спросил он, приведя меня в замешательство. — Ты сказала, что не участвовала в Празднике ирисов.
Тут я снова почувствовала удовлетворение от того, что нас разделял занавес.
— Я устала, только и всего.
— Вот, — сказал он и просунул под занавес маленький закрытый крышкой кувшинчик. — Закапывай в нос две капли по утрам, как проснешься. Это прогонит печаль и уныние. Наш настоятель очень рекомендует это средство в таких случаях.
Он заботится обо мне. Я сухо поблагодарила его. Его доброта захватила меня врасплох, и я боялась оказаться излишне чувствительной.
— Я буду молиться за тебя, — сказал он и ушел, прежде чем я обрела голос, чтобы ответить.
Может ли женщина превратиться в духа, пока еще живет и дышит? Может ли она благодаря своим сверхъестественным способностям умереть и снова стать духом — двойным духом?
Да. Пока я сидела в своей комнате за бумажными стенами собственной тюрьмы, я припомнила историю Рокуё.
Как часто я думала о ней, об этой ревнивой женщине, которая убила возлюбленных своего любовника. Рокуё: Гавань, Убежище Шестого района. Вдова, которая влюбилась в принца и разрушила его жизнь.
Он был на восемь лет моложе ее, и у них была тайная связь. Она сама не знала, почему так сильно его любила. Было ясно, что у них нет будущего, и, хотя он был нежен с ней во время их свиданий, она понимала, что он щедро одаривал нежностью и других своих возлюбленных.
Услышав, что он собирается жениться, она послала ему свадебный подарок. (Ее не пригласили на торжества, да она и сама не хотела туда идти.) По вечерам, лежа на циновке, она рисовала в своем воображении его жену в одеждах цвета ярко-розовой гвоздики и азалии. Он любил это тело в его пышном пунцовом наряде. Он держал его в руках, как будто дотрагивался до созревшего персика. Прогуливаясь по саду, в глади пруда Рокуё видела отражение лица его жены. Безмятежные карпы всплывали с илистого дна и разрушали это видение.
Как Рокуё жила в отсутствие своего любовника? Она так к этому привыкла, что его редкие визиты оказывались для нее потрясением. Она лежала в его объятиях не шевелясь, как девочка. По временам у нее возникало искушение удержать его уговорами и страстными ласками, но она позволяла ему уйти и никогда не спрашивала, когда снова увидит его. Она поклялась, что никогда не даст воли собственническому чувству. Но в снах это чувство обнаруживало себя. Как ненавидела она тех женщин, которые имели на него право!
Мне знакома подобная недоброжелательность. Я борюсь с ней каждый день.
На следующую весну, когда у ее любовника родился сын, она послала ему стихи. Мысль о том, что жена дала ему то, чего она не могла дать, причиняла Рокуё такую боль, что даже занятия музыкой не доставляли ей удовольствия, а рис, который подавали ей слуги, комом вставал у нее в горле.
Однако обрадовалась ли она, услышав, что его жена в течение четырех дней после родов истекала кровью? Нет — она испугалась. Когда священнослужители приступили к обряду моления на пяти алтарях, она уловила резкий запах опийного мака, который они бросали в огонь. Ее волосы пропитались этим ядовитым запахом. Запах не исчезал даже после мытья. Она видела во сне, что медиумы, которые прилагали усилия около постели больной, говорили ее голосом.
После смерти жены своего любовника Рокуё послала ему письмо с соболезнованием. Он не ответил. Возможно, в своем горе он отчасти винил ее. Возможно, чувствовал ее недобрую волю. Ради него она решила уехать из города. Она отправилась к Храму Изе и поселилась в домике неподалеку.
