Наши взгляды пересеклись и задержались друг на друге на долю секунды. Я был почти уверен, что он узнал меня, прежде чем пошел своей дорогой.
ЭПИЛОГ
В июле 2008 года я ужинал в ресторанчике со своим другом Ави Иссачарофф, журналистом израильской газеты Haaretz. рассказал ему историю своего превращения в христианина, потому что хотел, чтобы эта новость пришла из Израиля, а не с Запада. Статья появилась в его газете под заголовком «Блудный сын».
Как и в случае с другими последователями Иисуса, мое публичное заявление разбило сердца мамы и отца, братьев, сестер и друзей.
Мой друг Джамаль был одним из немногих, кто остался с моей семьей разделить их стыд и плакал вместе с ними. Сильно тосковавший после моего отъезда, Джамаль вскоре встретил прекрасную молодую женщину, объявил о помолвке и женился через две недели после выхода статьи в Haaretz.
На его свадьбе моя семья не могла сдержать слез, потому что все происходившее напоминало им обо мне — о том, что я разрушил свое будущее, что я никогда не женюсь и у меня не будет мусульманской семьи. Видя их печаль, плакали даже новобрачные. Другие гости тоже не могли сдержать слез, но, я уверен, по другой причине. «Ты что, не мог подождать со своим заявлением еще пару недель, пока я не женюсь? — возмущался Джамаль, когда чуть позже мы разговаривали с ним по телефону. — Ты превратил лучший день моей жизни в кошмар».
Я чувствовал себя виноватым. К счастью, Джамаль и по сей день остается моим лучшим другом.
Отец узнал о новости в тюремной камере. Он проснулся в этот день и узнал, что его старший сын принял христианство. По его мнению, я уничтожил свое собственное будущее и будущее его семьи. Он считает, что однажды меня заберут в ад прямо у него на глазах, и мы будем разлучены навеки.
Он плакал, как ребенок, и не хотел уходить из камеры.
Заключенные из всех группировок сочувствовали ему: «Мы все ваши сыновья, Абу Хасан, — говорили они. — Пожалуйста, успокойтесь».
У отца не было доказательств достоверности этой вести. Но неделю спустя в тюрьму пришла моя 17-летняя сестра Анхар — только ей разрешалось навещать его. Он взглянул ей в глаза и понял, что все это — правда. Он был не в силах совладать с собой. Заключенные оставили своих родственников, пришедших повидаться с ними, подходили к отцу, целовали его голову и плакали вместе с ним. Он пытался отдышаться и извиниться перед ними, но рыдания настигали его с новой силой. Плакали даже израильские охранники, уважавшие отца.
Я послал ему письмо на шести страницах. Я написал, как важно ему открыть истинную природу Бога, которого он всегда любил, но никогда не знал.
Мои родственники с нетерпением ждали, что отец отречется от меня. Когда он отказался это сделать, они отвернулись от его жены и детей. Но отец знал, что в случае его отречения террористы ХАМАС убьют меня. И он оставил меня под своей защитой, несмотря на то, что я причинил ему невыносимую боль.
Еще через восемь недель заключенные тюрьмы «Кетциот» в Негеве объявили о готовящемся бунте. Шабас, Управление тюрем Израиля, попросило моего отца сделать все, что в его силах, чтобы успокоить заключенных.
Как-то мне позвонила мама, с которой мы созванивались раз в неделю со времени моего отъезда в Америку: «Твой отец в Негеве. Некоторым заключенным тайно передали мобильные. Ты хочешь поговорить с ним?»
Я не мог поверить в это. Я не думал, что у меня будет шанс пообщаться с отцом до его освобождения из тюрьмы.
Я набрал номер. Никто не отвечал. Я набрал снова.
— Алло!
Его голос. У меня перехватило дыхание.
— Привет, отец.
— Привет.
— Я скучал по тебе.
— Как у тебя дела?
— Все хорошо. Но неважно, как я. Как ты?
— Нормально. Мы приехали сюда поговорить с заключенными и попытаться успокоить их.
Он все тот же. Прежде всего беспокоится о людях. Он всегда будет таким.
— Как тебе живется в США?
— Прекрасно. Я пишу книгу…
Каждому заключенному полагалось только десять минут на разговор, и отец никогда не пользовался своим положением, чтобы получить особые привилегии. Я хотел обсудить с ним мою новую жизнь, но он не желал говорить об этом.
— Неважно, что произошло, — сказал он мне, — ты по-прежнему мой сын. Ты часть меня, и ничего не изменится. У тебя другое мнение, но ты все равно мой маленький ребенок.
Я был потрясен. Удивительный человек.
На следующий день я позвонил снова. На душе у него было тяжело, но он слушал.
— У меня есть секрет, который я должен раскрыть, — сказал я. — Я хочу сказать тебе сейчас, чтобы ты узнал это от меня, а не от журналистов.
Я объяснил, что десять лег работал на Шин Бет. Что он до сих пор жив, потому что по моей просьбе его посадили в тюрьму. Что его имя стояло под номером один в списке тех, кого Израиль планировал уничтожить. Что он все еще в тюрьме, потому что меня больше нет рядом, чтобы гарантировать ему безопасность.
Молчание. Папа не произнес ни слова.
— Я люблю тебя, — сказал я на прощание. — И ты всегда будешь моим отцом.
ПОСТСКРИПТУМ
Я очень надеюсь, что своим рассказом я покажу моему народу — палестинцам-мусульманам, на протяжении сотен лет находившимся под властью коррумпированных режимов, — что правда может сделать их свободными.
Я рассказал свою историю и для того, чтобы дать понять израильтянам, что надежда есть. Если я, сын террористической организации, нацеленной на уничтожение Израиля, смог дойти до точки, в которой не только научился любить еврейский народ, но и рисковал своей жизнью ради него, значит, свет надежды не угас.
Моя история содержит также послание и к христианам. Мы должны извлечь уроки из скорби моего народа, который несет тяжелую ношу, пытаясь проложить свой путь к Богу. Нам придется выйти за пределы религиозных правил, установленных для себя. Мы должны любить людей во всем мире, любить без оговорок. Если мы хотим представить Иисуса миру, мы должны нести Его посыл любви. Если мы хотим следовать Иисусу, мы должны быть готовы к тому, что будем распяты. Мы должны радоваться возможности пострадать за Него.
Специалисты по Ближнему Востоку, государственные мужи, принимающие решения, ученые и главы разведок! Я пишу с надеждой, что моя простая история поможет вам понять проблемы одного из наиболее тревожных уголков мира и найти возможные решения.
Я публикую свою историю, зная, что многие люди, в том числе те, кого я больше всего люблю, не поймут меня.
Одни упрекнут меня в том, что я действовал так ради наживы. Ирония в том, что у меня не было проблем с деньгами в прежней жизни, но сейчас я живу практически впроголодь. Да, моя семья была стеснена в средствах, особенно когда отец сидел в тюрьме, но, в конце концов, я стал довольно состоятельным молодым человеком. Моя зарплата в десять раз превышала средний доход по стране. Я вел веселую жизнь, у меня было два дома и новый спортивный автомобиль. И я мог получить гораздо больше.
