Молчание.
– Вы меня поняли?!
– Да, мэм, да, Ваша честь, – произнес Доктор, опустив голову и снова садясь на скамью.
Но тут вскочил его адвокат, и мне это поочередное вскакивание напомнило кротов в игре, где эти зверьки лезут из нор и их никак не удается перестрелять. Мне пришлось втянуть щеки и скосить глаза, уставившись на мокрое пятно на потолке комнаты, чтобы не расхохотаться над этим фарсом. Затем я повторила трюк с носом и глазами, чтобы по моему хорошенькому личику продолжали катиться слезы.
– Приношу свои извинения, Ваша честь, это больше не повторится, – произнес представитель защиты.
Мама предсказывала и это. Она сказала мне, что я вообще могу говорить все, что угодно, потому что адвокат не сможет обвинить меня во лжи в присутствии присяжных. В худшем случае он усомнится в моей способности в точности вспоминать все подробности тех событий, но лгуньей наверняка не назовет. Мама не знала заранее, что я действительно собираюсь лгать. Я не хотела отягощать ее этой информацией. Лично меня это нисколько не тяготило.
Все же я перехватила ее скептический взгляд, быстро превратившийся в горделивую улыбку, когда я начала в слезах уверять судью в том, что я говорю правду. Мама знает, что я не плачу. Она тысячу раз выслушала мой рассказ обо всем, что произошло в заключении. Я воспользовалась этим, чтобы несколько раз туманно намекнуть на то, что я кое-что слышала от Доктора. Но в подробности я вдаваться не стала. Я хотела иметь возможность действовать по обстоятельствам, чтобы наиболее эффективно помочь представителям обвинения. Так что у мамы были все основания для скепсиса.
Все успокоилось, и судья Розен обратилась к обвинителю:
– Продолжайте. Я хочу до перерыва добиться хоть чего-то внятного. – Обернувшись ко мне, она добавила: – Ты готова продолжать?
– Да, мэм, – робким, но уверенным голосом произнесла я.
Обвинитель повернулся к столу позади себя, взял в руки тарелку и объявил:
– Вещественное доказательство номер 77.
Тарелка Дороти.
– Да, сэр, это та самая тарелка. У человека, который приносил мне еду, поначалу всегда была и ее тарелка. Я с самого начала видела на обертке букву Д.
Ложь.
Обвинитель предъявил суду записку, которую я нашла в кухне, – ту самую, с буквой Д.
– Вещественное доказательство номер 78.
– Да, это та самая записка. Видимо, он мне приносил еду первой. Но примерно за неделю до моего побега он перестал приносить вторую тарелку, входя ко мне в комнату. Иногда я смотрела в замочную скважину и видела, как он ест с этой тарелки. В мусорном ведре в ванной комнате я находила вот такие ярлычки с буквой Д. Он съедал ее еду. – Ложь и еще раз ложь. – Видимо, он следовал указаниям Доктора, который распорядился заморить Дороти голодом. – Скорее всего, ложь.
Представитель защиты забился в конвульсиях, практически изрыгая из себя возражения против «предположений», «недостаточности оснований» и бла, бла, бла. Но боковым зрением я видела, как ужаснулись присяжные, и знала, что вред нанесен. Вот тебе и конец пришел, – одними глазами произнесла я, покосившись в сторону Доктора, который писал записки и что-то громко шептал своему беззащитному защитнику.
Шах и мат, тварь.
Я бессовестно лгала, сопровождая каждую ложь всхлипываниями. Трое присяжных, включая одного мужчину, плакали. Для Доктора это была настоящая катастрофа. Провал. Какая жалость. Гори в аду. Я не испытывала ни малейшего раскаяния за свои лжесвидетельства. Все остальное, что я говорила, было правдой. Кроме того, я верила в то, что все, что я рассказываю, в любом случае правда. Если, немного ее приукрасив, я могла добиться самого сурового из всех возможных приговоров, одновременно не позволив заключить привычное и презренное соглашение, так тому и быть. Главное, что справедливость восторжествует. Ее подадут в охлажденном виде на фарфоровой тарелке Веджвуд.
Карьер обыскали и нашли трех девушек и два плода. Выжившего младенца они нашли в Монтане, у купившей его пары. Это отдельная юридическая сага. Относительно карьера Доктор возражал особенно громко, отвергая свое участие в «прошлых убийствах». Он заявил, что познакомился с регистратором клиники во время одного из своих наркозагулов. Регистратор, которая подделывала свои резюме, чтобы получать работу в загородных клиниках по всей стране, свела его с остальной шайкой. Она положила глаз на Дороти за много месяцев до ее похищения. Тем более что Дороти старалась вести себя правильно и обратилась за медицинской помощью, как только у нее случилась задержка месячных. Преступники предоставили ей вынашивать беременность дома, а затем похитили, после чего регистратор, к сожалению, переехала в мой город.
Тем не менее Доктор утверждал, что «не имеет отношения» к тому, что происходило до ее похищения или во время ее заключения.
– Они привлекли меня, потому что запороли уже несколько кесаревых, – заявил он. – Возможно, они сделали эти операции самостоятельно, а может, у них был другой врач, – сказал он агенту Лиу, – это мне неизвестно.
Он вполне предсказуемо воспользовался на суде Пятой поправкой[18]. Обвинение провело расследование по его прошлому поведению и предоставило спорные доказательства того, что он имеет отношение и к предыдущим убийствам. Судья Розен запретила упоминать тела в карьере, но не факт существования карьера на территории школы, поскольку это была угроза, о которой свидетельствовала я.
– Свяжите все факты в единое целое и предоставьте мне новое дело по остальным убийствам, – рявкнула она на обвинителя.
Я была не готова поднимать свою миссию на такой уровень вымысла, поэтому не стала ничего связывать сама, оставив это обвинению. Я могла бы запросто заявить: «Доктор ссылался на “остальных в карьере” и сказал, что нас надо “бросить туда, как и всех остальных”». Но меня мучили сомнения относительно его причастности к смерти предыдущих жертв, и я возлагала надежды на то, что справедливость со временем восторжествует.
Как оказалось, «Д.», Дороти, провела в плену на одну неделю больше, чем я. Когда детективы осмотрели школу-пансионат, которую Брэд приобрел двумя годами ранее на аукционе после того, как ее пустили с молотка за долги, они обнаружили ящик с потерянными учениками вещами и учительскую. Они предположили, что мой пенал Рональд взял в этом ящике, а вязальные спицы, нитки, а также книги для Дороти – в учительской. Они также высказали предположение, что Дороти связала красное одеяло еще до моего появления в школе и что мой похититель его у нее просто украл. Я решила, что буду верить в то, что она очень спешила связать это одеяло, исполненная решимости внести свой вклад в войну с нашими общими врагами.
С какой стати похититель стал бы давать жертве вязальные спицы? Разве они не острые? Разве они не способны причинить вред? Но я лично прикасалась к Дороти и могу заверить вас, что она была слабой. Ее руки были еще тоньше моих. И росту в ней было не больше пяти футов одного дюйма. Но хуже всего было то, что она страдала от мучительной боли и даже по лестнице не смогла бы спуститься без моей помощи. Вы думаете, что неожиданное освобождение должно было взвинтить адреналин у нее в крови и придать ей сил для спасения. Ничего подобного. Так что наш похититель наверняка не опасался того, что спицы будут пущены в ход в качестве оружия. К тому же он был тупым.
