— Это ужасно, — содрогнувшись, ответила я. — Не удивительно, что тебе в этом ожерелье чудится что-то омерзительное.
— Разве оно тебе не нравится? Разве оно не прекрасно?
— Жемчуг действительно изумителен. Это просто фантастика. Но я не могу сказать того же о змее. Конечно, мне мало что известно о жемчуге, но я никогда не видела ничего подобного.
— Никто никогда не видел такого жемчуга. Эти жемчужины уникальны. Вот почему это огромная ответственность — хранить у себя это ожерелье.
Она взяла его в руки и надела мне на шею. Холодные камни застежки заставили меня вздрогнуть.
— Оно идет тебе, Сэйра, — сказала она. — Гораздо больше, чем мне. Ты в нем вообще другой человек.
— Позволь взглянуть.
Я потянулась к стоявшему на столе небольшому зеркалу в рамке, украшенной аметистами и бирюзой, и взглянула на свое отражение. Ожерелье, как живое, прильнуло к моей шее и от него исходило теплое сияние. Но фермуар оставался холодным и впивался мне в шею.
— Застежка колется, — пожаловалась я.
— Она перекрутилась, — пояснила Клития. — Сегодня в ней яда нет, — со смехом добавила она.
— Расстегни его, — попросила я.
Она молча исполнила мою просьбу.
— Можно, я взгляну, как оно смотрится на тебе?
Она надела его перед зеркалом и обернулась ко мне.
— Оно для тебя слишком тяжелое, — заметила я. — Тебе нужно носить изысканные и изящные украшения.
— Да, — согласилась она, — оно для меня слишком тяжелое.
Она сняла ожерелье, бережно уложила его в футляр и спрятала в сейф.
Ожерелье все время стояло у меня перед глазами, мешая мне наслаждаться обществом сестры.
В конце дня Клития проводила меня обратно, показав дорогу через лес пальм, эбеновых и шелковых деревьев.
— Эти кокосы мы выращиваем для себя, — кивнула она в сторону пальм. — Хотя мне кажется, что Клинтон не прочь и их пустить в дело. Работники плантации едят плоды, пока они не созрели, а потом выжимают из них масло. Из цветов они готовят что-то вроде пунша, а из оболочки плетут циновки. Даже пустая скорлупа идет в ход — из них делают сосуды для питья. В природе не существует другого растения, которое можно использовать так же широко, как кокос. Листьями пальм островитяне кроют хижины, а также пользуются ими как посудой.
В некоторых местах растительность вплотную подступала к тропинке.
— Будь осторожна, тут встречаются змеи, — предостерегла меня Клития. — Я испытала настоящий шок, когда Ральф заговорил о кобре. Он вполне мог на нее наткнуться. Мы постоянно напоминаем ему о необходимости быть начеку. Отсюда и его фантазии насчет лука и стрел.
Мы подошли к реке. Берег, как и говорила Клития, был заболочен.
— А вон, если не ошибаюсь, и старый Сонный Сэм. Тс-с! Смотри. Возле Сэма стоит цапля… а он совершенно не двигается.
Я посмотрела туда, куда она показывала, и вдруг почувствовала, как далеко я от дома.
— Тебе не стоит ходить здесь одной. Подожди, пока не освоишься получше. Ты можешь заблудиться.
— Я знаю, что у вас очень быстро темнеет. Здесь нет сумерек, как в Англии.
— Мне кажется, сумерки — это очень уютное время. Как ласковое предупреждение о том, что приближается ночь.
Вскоре среди деревьев завиднелись белые стены дома.
Нам навстречу вышел Клинтон. Увидев меня, он очень обрадовался.
— Ты хорошо провела время? — спросил он.
— Прекрасно, — кивнула я. — Нам с Клитией интересно вместе.
— Вот и хорошо. Заходи, попей с нами чаю, Клития.
— Думаю, мне лучше поспешить домой, пока не стемнело.
— Я поручу кому-нибудь отвезти тебя назад, — успокоил ее Клинтон.
— В этом нет необходимости.
— Тебя проводят, — повторил Клинтон.
Мне хотелось, чтобы она отказалась и настояла на своем, и в то же время я не представляла, как эта хрупкая и изящная женщина будет одна идти через темные джунгли.
Разумеется, Клинтон ее переубедил.
Когда мы подошли к дому, что-то стрелой метнулось вверх по стене, заставив меня вскрикнуть от неожиданности и отскочить. Клинтон громко расхохотался.
— Это безвредный маленький геккон, — пояснил он. — Ящерица такая. Они тут кишат, так что тебе предстоит с ними довольно близкое знакомство.
Да, все-таки я заехала очень далеко от дома.
В течение последующих двух-трех недель я начала постепенно привыкать к своему новому окружению. Я уже не пугалась, проснувшись и обнаружив над собой противомоскитную сетку. Я смирилась с мыслью о том, что для Клинтона союз со мной был браком по расчету. Что с того, что он страстно меня желал? Такой мужчина, как он, был способен страстно желать многих женщин. С каждым днем я все больше убеждалась в том, что ему присуща безжалостность, о которой в Англии я могла только догадываться. Я была настроена противоречить и сопротивляться ему, и все же страсть, вспыхивавшая в нас обоих, на недолгое время затмевала все остальные чувства. Я понимала, что подобные эмоции по самой своей природе не могли быть сколько-нибудь постоянными, и мне не удавалось представить себе комфортное будущее с Клинтоном. Мечты, которые, как мне казалось, рано или поздно посещали любую женщину, мечты о рождении и воспитании детей в гармоничном союзе с их отцом почему-то плохо сочетались с той жизнью, которую вела я с Клинтоном. Я не сомневалась в том, что он хотел бы иметь сына. Более того, он и сам это говорил. Он надеялся, что у нас родится мальчик, из которого он вырастит свою собственную копию, передав ему и свой прагматизм, и свою безжалостность.
Я уже упоминала, что в этих местах Клинтон обладал изрядной властью. Это мне стало ясно с самого начала, и с каждым днем я осознавала это все явственнее. Все работники плантации перед ним трепетали. Его управляющий, Нанкин, вообще преклонялся перед ним как перед Богом. Клинтон высоко ценил Нанкина.
— Он стоит двоих Сетов Блэндфордов, — любил повторять он. — Я могу спокойно уехать, предоставив ему позаботиться о плантации самостоятельно.
У Нанкина на плантации был свой дом, значительно превосходивший жилища других работников. Я также не забывала, что он — брат Шебы. Клинтон ценил его за энергичность и, прежде всего, преданность.
— Это качество, милая моя женушка, — поучал он меня, — ценится гораздо выше всех остальных, вместе взятых.
В нашей гостиной стоял книжный шкаф, битком набитый книгами о Цейлоне, многие из которых описывали процесс выращивания и производства чая. Я решила их все проштудировать.
Клинтона это очень забавляло.
— Что тебя так смешит? — возмущалась я. — Это вполне естественно, что я хочу побольше узнать о чае. Или ты забыл, что я — владелица плантации?
