— Это должна быть его спальня, но, дьявол его побери, где он. Энджи.
— А я откуда знаю? — закричала я. Я пыталась сохранять спокойствие, но это передвижение по пустому молчаливому дому, попытка подготовиться к тому, что, возможно, ждет нас за углом… напряжение становилось просто невыносимым. Если что-то должно произойти, пусть случится как можно скорее, потому что долго я не выдержу.
Барри рывком распахнул обе гардеробные и даже постучал по стенам и по полу. Я наблюдала за ним, во рту пересохло от страха. Оставалось надеяться только на то, что Эрик, если он и вправду сейчас спит где-то в доме, сумел как следует спрятаться. Я изо всех сил пыталась его почувствовать — не просто смотрела, но принюхивалась к воздуху и протягивала мысленные щупальца, чтобы ощутить его присутствие за углом или за стеной. В комнате сохранился легкий намек на запах Эрика, и я поняла, что он был здесь совсем недавно. Но даже разыскивая его, я надеялась, что он мейчас где-нибудь в другом месте.
Мы вернулись в коридор. Следующая дверь оказалась стальной, с замком, но в замке торчал ключ. Барри сунул его в карман, и мы вошли. Эта комната была намного больше спальни Эрика и выглядела как склад. Ну, это я так выразилась, а на самом деле в ней стояло множество вещей, от которых я пришла бы в восторг, если бы не ужасные обстоятельства. Складывалось впечатление, что мы попали в подвал музея «Метрополитен». На каменной колонне стояла мраморная статуя высотой футов восемь — обнаженный юноша с накачанным брюшным прессом и крохотным пенисом. Две дыры зияли там, где предполагались глаза из драгоценных камней. Еще в комнате имелась блестящая черно-красная ваза, украшенная изображениями мужчин в тогах, охотившихся на разных животных. Воинский щит с богатой гравировкой, на вид сделанный из чистого золота, лежал на открытом деревянном ящике, заполненном шариками из пенопласта. К одной стене небрежно прислонили стопку картин, выполненных маслом. На самой первой балерины в белых полупрозрачных пачках выполняли пируэты в студии с высоким потолком. Когда мы были девочками, сестра на своей половине комнаты повесила очень похожую репродукцию. Это или Дега, или очень хорошая копия, но с какой стати Эрик будет покупать подделку, если он мог приобрести эту картину в Париже, когда ее впервые выставили в продажу?
— Черт побери, Энджи, ты только посмотри на все это добро! — Барри провел рукой по мраморному бюсту какого-то давно умершего завоевателя в венке из золотых листьев, снял венок и водрузил его себе на голову. — Я, конечно, не специалист, но похоже, что все это очень даже ценное. Только подумай — все станет моим, когда вы оба умрете! Какой неожиданный бонус. — Он прошелся по комнате, поднимая вещи и снова ставя их на место. Старинные вазы и хрупкие статуэтки дрожали и тряслись в его окорокоподобных руках. — Ты хоть знаешь, что это все за штуки? — спросил он.
— Нет, зато я знаю, что Эрик убьет вас, когда увидит здесь, — ответила я с храбростью, которой вовсе не чувствовала.
— Не убьет, если я найду его первым.
Обыскав эту комнату, он повел меня во вторую с такой же стальной дверью. Из замка тоже торчал ключ, и Барри сунул в карман и его. Вторую комнату мы осмотрели быстрее, потому что моего тюремщика больше не впечатляли собранные сокровища, и уже подошли к ее дальнему концу, как вдруг Барри резко остановился.
— Ого! Выглядит многообещающе.
Массивный каменный саркофаг с украшенной резьбой крышкой стоял у дальней стены, окруженный ящиками, китайскими фарфоровыми вазами и гигантской деревянной статуей Девы Марии. Сердце мое упало.
— Что думаешь, Энджи?
— Египет, а может быть, Древний Рим.
Он захохотал:
— Нет, я спрашиваю — как по-твоему, граф Чокула спит в этой штуке? Выглядит она очень прочной.
К моему величайшему ужасу, я думала, что это вполне вероятно. В этой комнате сладкий запах вампира чувствовался намного сильнее. Вдруг Барри его тоже учуял?
— Я уже говорила вам, Барри, он не спит днем. Это миф.
Барри снова неодобрительно поцокал языком.
— Я учился в колледже, мисси. Что думаешь, после пяти лет в Университете Миссисипи я не разбираюсь в реверсивной психологии? — Он толкнул крышку саркофага. — Иисусе, да она тяжеленная! Помоги-ка мне. — Он посмотрел на меня. — Нет, как же ты мне поможешь, ведь руки-то у тебя связаны!
Он засунул пистолет за пояс брюк, поставил шкатулку с кинжалом на ближайший столик и присел на корточки, чтобы надавить на крышку всей своей немалой силой. Это был мой шанс. Выдернув руки из веревки, я схватила первое, что подвернулось мне под руку — большую фарфоровую вазу, — и подняла ее над головой. Но инстинкты футболиста в Барри никуда не делись. Он круто повернулся и толкнул меня плечом так, что я отлетела и врезалась в статую. Мы с Девой Марией рухнули на пол, засыпанные осколками бесценной вазы. Голова моя на бетонном полу подскочила, как теннисный мяч. Я изо всех сил цеплялась за сознание, но перед глазами завращалась целая звездная галактика, с обеих сторон которой подкрадывалась чернильная тьма. Она меня и поглотила.
Глава 26
Очнувшись, я обнаружила, что сижу спиной к стене с Девой Марией на коленях. Руки были опять связаны, на этот раз впереди, и намного крепче. В голове пульсировала боль, и что-то случилось со зрением. У всего, на что я смотрела, был призрачный двойник, перед глазами все то расплывалось, то снова становилось четким.
— Эй, очнулась? Хочу, чтобы ты на это взглянула.
Статуя всплыла в воздух, передо мной появилось самодовольно ухмыляющееся лицо Барри, оно раздваивалось, и Барри походил на чудовищных сиамских близнецов. Он схватил меня за руку и рывком поднял на ноги. Связанные запястья, как электрическим шоком, пронзила боль. В руках Барри держал изогнутый кинжал, весь в чем-то красном.
— Я его нашел, смотри!
Барри сумел отодвинуть тяжелую крышку, она опасно свисала с нижней части саркофага. Гроб оказался глубоким, не меньше четырех футов, и я не могла заглянуть внутрь, пока на подгибающихся ногах не подошла вплотную. Божественный аромат становился все сильнее и сильнее, но смешивался с другим запахом, горьким и отвратительным. Я заглянула внутрь, к горлу подступила желчь, и меня едва не вырвало.
Эрик, обнаженный, лежал на своей мраморной постели без матраса или одеяла для защиты от холода. Меня это огорчило, хотя я понимала, что он ничего не чувствует. У него было спокойное лицо, руки вытянуты по бокам, длинные пальцы слегка загнулись внутрь. Мой взгляд скользнул по страшному сморщенному ожогу над его левым соском и остановился на свежей ножевой ране, диагональном разрезе от ключицы до низа грудной клетки. Именно от вида раны меня и затошнило. Края бледной кожи загнулись, как черный провощенный пергамент, вверх от влажных красных мышц. От раны поднимался вонючий дымок, словно плоть залили кислотой, которая активно разъедала мышцы.
— Что ты наделал? — закричала я.
Рана была ужасной, глубокой и жестокой, но она не кровоточила. Не разбираясь ни в анатомии вампиров, ни в том, какое действие магические клинки оказывают на нежить, я не знала, угрожает ли это ранение жизни. Насколько я понимала, Эрик уже мог умереть, но я поднесла пальцы к его ноздрям и испытала невероятное облегчение, ощутив холодное сухое дыхание. Опустила руки ниже и почувствовала, как бьется сердце — медленно, но ровно. Сжав его холодное твердое плечо связанными руками, я потрясла Эрика, прекрасно понимая, что если даже боль от раны не смогла его разбудить, мне это точно не удастся. Перед глазами все по-прежнему раздваивалось, и второй, призрачный Эрик тоже шевелился под моими руками, но не просыпался.
