Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
– И что бы ни случилось, ты можешь…
– Заткнись. Заткнись, Ван.
Это самая извращенная версия «Красавицы и чудовища», какую я могу себе представить. Со шлюхой-красавицей и монстром, который вряд ли хоть когда-то был принцем.
– Ты мой воздух. Мое все. Так говорят только дуры в книгах, но знаешь, я…
Он не пытается ее оттолкнуть. Улыбается той улыбкой, о существовании которой несколько часов назад я не могла и подозревать. На мгновение его тяжелые веки опускаются.
– Ты меня не любишь.
Элмайра вздрагивает как от удара и тоже зажмуривает глаза. Хана она никогда так не обнимает. Долго, будто пытаясь врасти в него всем существом.
– Люблю.
– Нет. А я не люблю тебя.
Она отстраняется и поднимает взгляд. Ее лицо мгновенно меняется, искажаясь желчной ухмылкой:
– Раньше было интереснее?
Глински достает из кармана сигареты, зажимает одну губами и чиркает зажигалкой.
– Ты была единственной, о ком такая сволочь, как я, – тут он кривится, явно кого-то цитируя, – заботился здесь. В некотором смысле… это неплохая подделка настоящей любви.
Элм тянет руку и тоже вытаскивает из пачки сигарету. «Единоличник» подносит огонь, моя подруга прикуривает, выдыхает дым прямо ему в лицо и пожимает плечами:
– А растлевать сироток… общество знает об этом увлечении своего ненаглядного лидера?
Под ее немигающим взглядом Глински плавно отступает к столу. Он берет пистолет и резко разворачивается, целясь Элм точно в лоб. Она стоит, зажав сигарету между средним и указательным пальцами. В глазах – прежняя насмешка, но колени дрожат.
– Тебя никто не хватится.
– Ты так никогда не поступишь.
– Ты тоже.
Она кивает. Опускает голову, тушит сигарету о стену и мнет окурок в руке. Все так же спокойна и неподвижна, только глаза стали мокрыми от слез.
– Твоя подделка была качественной. Моя… тоже. Не будем пугать друг друга.
– Пугать?.. Ты же даже не снял его с предохранителя, Ван.
И он кладет оружие на стол.
– Я не оставлю тебя. Ты сама забудешь.
– Не хочу.
Он берет Элм за подбородок и наклоняется. Две страшные серые бездны, в которые, наверное, нельзя смотреть так долго, но она смотрит, кусая уголок губы.
– Сегодня у меня день рожденья, Элмайра. Знаешь… сколько мне?
Она встряхивает головой, избавляясь от хватки грубых пальцев. Кусает губы еще сильнее, немного повышает голос:
– Мне плевать! Сорок, сорок пять, да хоть шестьдесят, я…
– Сотня.
Элм вздрагивает, но тут же растягивает губы в усмешке и склоняет голову к плечу. Протянув руку, она касается лба «единоличника».
– Лжешь мне? Или… пьешь кровь?
Глински легонько сжимает ее пальцы и целует их. С благодарностью и… облегчением?
– Мне вкололи сыворотку в тридцать три. Как говорят, возраст Христа?
– Какую… сыворотку?
– Государственная тайна.
Элмайра уже полностью овладела собой, она высвобождает руку. Отступает, пересекает кабинет и садится в кресло, закидывая ноги на подлокотник. Привычная поза. Поза хозяйки.
– Что ж. Если хочешь оригинально расстаться, государственная тайна вполне сойдет.
Ван Глински улавливает шутку. Криво усмехнувшись, он прислоняется к столу. Молчит, собирается с мыслями – слышно только тиканье часов и уличный шум. Элм не торопит, ждет, не спуская глаз, и наконец…
– Это вещество создавали, опираясь на древние алхимические тексты, пытаясь связать их с современной наукой. Разработчики действовали по особому распоряжению, чтобы лидер моей страны, которого некем было заменить, прожил подольше. Ученые не успели, он умер, и все же… Танталум-Роксис, полученная ими формула, дала результаты. Уже другим. Например, мне.
– Ты… бессмертен?
Политик зажигает очередную сигарету. Холодное солнце за окном отражается в его глазах.
– Если бы я стал бессмертным, давно бы повесился. Нет, Элмайра. Просто мои десять идут за один. Хотя иногда мне кажется, что я всего лишь гнию. Ты… не чувствуешь этого, когда трахаешься со мной?
Она вздрагивает. Будто режется об новую, очень горькую усмешку. Молчит, болтая левой ногой.
– Модификаций было несколько. Первую вкололи Моргану Бэрроу, и ему не повезло. Была ошибка в расчете, вещество не подействовало до конца на гипофиз, вызвало отторжение у всей эндокринной системы. Теперь, чтобы оно не запускало разрушающие процессы, мэру приходится пить какие-то стимуляторы. Я испытывал формулу на себе через несколько лет. Я не особо рвался, у меня был простой выбор: стать подопытным или отправиться в лагеря. На мне все и закончилось. – Глински выпускает через нос облачко дыма. Едва мне вкололи эту дрянь, началось что-то вроде болевого припадка. Я схватил две колбы и швырнул их в лицо главному разработчику. Едкая кислота. Профессор ослеп, а вскоре и тронулся. Он уже не смог ничего восстановить, а ведь он даже не записывал формул, ему запрещали, так боялись утечки. Я все равно оказался в лагере, а потом… командованию Большой Войны не хватило офицеров. Меня выпустили. И вот – сотый день рождения. На который давно не стоит заказывать тортов со свечами. Поздравишь?
– Ван, я…
– Не веришь?
– Верю.
– А в то, что я хочу, чтобы хоть кто-нибудь уже меня пристрелил?
Она молчит. «Единоличник» начинает ходить по помещению, и его шаги напоминают поступь пойманного зверя. Наконец он останавливается возле окна, упирается ладонью в стекло и смотрит на улицу.
– Ван…
Элм подходит к нему и кладет руку ему на спину. Он поворачивает голову, наклоняется и вдруг шепчет:
– Я разнес эту лабораторию… разнес все. Но одну ампулу спрятал, и ее не нашли в охранке. Она еще у меня. Хочешь? Будешь вечно молодая… красивая… гнилая… со мной.
Снова это «хочешь?»… Другой соблазн, другим голосом, от другого человека, но снова – ей. И она…
– Нет, – отвечает Элмайра.
Ее рука скользит по широкому плечу вниз, до локтя, накрывает изувеченное шрамами запястье. Их пальцы переплетаются, и Элм, глядя на свою руку в плену чужой, качает головой:
– У тебя есть почти вечность. Тебе надо разделить ее с кем-то. Это вряд ли должна быть… подделка. Даже такая хорошая, как я.
Он целует ее в щеку, они не разжимают рук и просто смотрят на город. Изображение пропадает. В опустившейся темноте я успеваю услышать одну фразу:
– Говоришь… Дмитрий Львовский?
В следующем воспоминании она склоняется над моей приютской кроватью. Элм плачет. Я ни разу не видела ее настоящих слез, почему же она все время плачет в своих лабиринтах памяти?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
