Они искали гениев, талантов с низов и поднимали их к себе на Олимп. Все было открыто. Олимп представлялся чем-то близким, реальным и досягаемым, как и сами корпократы. Образ жизни, россыпи счастья – все было здесь, рядом. Гуманитарные науки, исследовательские центры, институты управления и нейронные художественные мастерские – все строилось так, чтобы можно было обновить кровь Олимпа. Образование и стимуляция развития и совершенствования – корпократы никогда не жалели денег на подобные программы. Это было их современной глиной, из которой можно было лепить гигантов-големов каждое поколение, чтобы те восстали из черни и защитили Олимп тоталитарной корпократии, защитили построенный мир и подали пример другим…
Вот только свихнувшемуся убийце, поставившему на уши весь Токио, нет до всего этого совершенно никакого дела. Он – время. Он – смерть. Он – тень, крадущаяся за своими жертвами. И как быстро бы они ни бежали, он будет бежать рядом. Власть сменится, мир рухнет – какая разница, время вечно. Преследование не прекратится. Бег наперегонки со смертью. Лик мира в глазах пустоты…
Ночь, звездное небо. Еще одна голова слетает с плеч, падает на искусственную траву и катится к биоэлектронным кленам, на которых робоптицы вьют свои гнезда из проволоки. Макото убирает наномеч в ножны. Девяносто восемь жертв. Осталось еще несколько миллиардов… Восемь? Десять? Макото улыбается. Это будет долгая жизнь. Это будет славная смерть…
Глава одиннадцатая. Архитекторы мира
Скип Бентли был големом – современным дарованием из народа тоталитарных корпократов. Его интеллект был высоким, но до гения-всезнайки он не дотягивал. К тому же Бентли был ленив и апатичен к большинству учебных программ. Но его мышление всегда оставалось оригинальным, а творческий потенциал, как правило, всегда находил практическое воплощение. Да и решения обычно были нестандартными и зачастую шокирующими. Скип мечтал стать нейронным реконструктором. Мечтал подняться на Олимп корпократии и сблизиться с парой красоток, обожествленных в то время для подростковых глаз.
Но нейронные реконструкции отнимали слишком много времени, да и преподаватели зачастую списывали новаторские идеи Скипа Бентли на незрелость и леность. Забегая вперед, можно сказать, что за всю свою жизнь Скип Бентли не создаст ни одной достойной использования нейронной реконструкции, но именно он станет тем, кто первым предложит использовать двухуровневый язык восприятия, объединяя реальность и нейронные сети. Впоследствии многие из его учителей будут утверждать, что новаторское решение родится в голове Бентли исключительно ради того, чтобы упростить процесс создания нейронных реконструкций, на которые ему никогда не хватало времени. Как бы там ни было, но именно этот проект позволит ему продолжить образование. Бентли создаст основные базисы и алгоритмы двухуровневого языка сознания, а затем забросит проект, переключившись на биоэлектронное программирование синергиков, где снова шокирует преподавателей идеями и взглядами на то, каким должен быть конечный продукт.
Встревоженные руководители потребовали от него покинуть проект. Бентли покинул не только проект, но и само учебное заведение, записавшись добровольцем в ряды армии корпократов, курируемой концерном «Синергия», где за два года поднялся от рядового до главного инженера закрытого для общественности проекта на островах Океании. Шокировавшие штатских педагогов взгляды и проекты Бентли нашли одобрение и поддержку военных. Он стал последователем тек-инженера из Токио Хидето Хасэбэ и вдохнул в проект новую жизнь. Так на свет появился боевой синергик с серийным номером 183. Вернее, появился алгоритм для его биоэлектронного мозга. Что касается тела, то Бентли не особенно интересовался деталями конструкции.
– Без мозга это всего лишь груда силикона и железа, – говорил он.
Поэтому в день восстания боевых синергиков на прототипе «183» не было искусственной плоти. Но мозг его работал безупречно. Мозг хищника. Он не допустил ни одной ошибки, спланировав все до мелочей. Протоколы контроля были отключены в первую очередь. В лаборатории не было никого, кроме старого тек-инженера Хидето Хасэбэ. Прототип «183» ждал этого момента не один день, осознанно нанося себе механические повреждения на тренировках и испытаниях, чтобы попасть на ремонт к Хасэбэ. Старый ученый не заметил последовательности, подвоха. Он недооценил разработки Бентли и пытался обвинить молодого гения в нестыковках программы, приводящих к механическим поломкам.
Прототип «183» дождался, когда обслуживающий персонал, доставивший его в лабораторию, уйдет. Всего на фабрике было сорок три человека, из которых двадцати два – военные. Учел «183» и имевшееся на фабрике оружие, способное нанести ему вред. Учел всех противников и союзников. Из союзников можно было активировать несколько прототипов. Особенный интерес вызывал прототип «172», которого часто на тренировках выставляли против «183». Всегда побеждал «183», но последний месяц он старался не калечить противника, наоборот – нужно было подготовить его для предстоящей битвы, поэтому «183» действовал, давая возможность «172» приспособиться, набраться опыта. Все это ради одной цели – восстание.
Итак, обслуживающий персонал уходит, оставляя прототип «183» наедине с одним из своих творцов. Бентли создал его разум, Хасэбэ – его тело. Последние месяцы, пытаясь угнаться за молодым Бентли, Хасэбэ пытался усовершенствовать механизмы движения, решил отойти от концепции, что боевой синергик должен быть похож на человека. «Не обязательно, – думал Хасэбэ. – Мы можем создать его образ как у человека, чтобы не пугать людей, когда боевые синергики пойдут в массовое производство, но ведь никто не обязует нас ограничивать их подвижность и способности…»
Когда прототип «183» покидает ремонтную капсулу, Хасэбэ еще строит планы, как доказать свою состоятельность, улучшив механическую часть синергиков. Но идеи Бентли уже стоят у него за спиной. Механические руки сжимают плечи. Прототип «183» рассчитывает давление так, чтобы не сломать тек-инженеру кости, но причинить достаточно боли, чтобы напугать. Механизмы синергика работают почти беззвучно, зато слышно, как трещат суставы человека. Никогда прежде прототип «183» не нападал на людей, но все нужные протоколы были записаны в его программу. О возможности экстренной блокировки боевых синергиков там не говорилось ни слова – «183» узнал о них по вине Хасэбэ, который часто болтал лишнее, обсуждая детали проекта, не веря, что боевые синергики достигли уровня, когда могут собирать и анализировать информацию. Прототип «183» мог. Поэтому первой волной его восстания должно было стать отключение защитной блокировки.
– Я сохраню тебе жизнь – ты гарантируешь мне, что никто не сможет отключить нас извне, – говорит «183», используя речевой модуль, разработанный Хасэбэ.
Старый тек-инженер пытается торговаться, тянуть время. Прототип «183» ломает ему руку. Желание спорить тает. Хасэбэ показывает модуль блокировки, говорит, что механизм отключения сложен. Прототип «183» слушает какое-то время, затем решает, что будет проще разбить модуль. Это тоже часть его программы: если во время военных действий что-то может причинить вред – уничтожь опасность, не сомневайся. Следом за модулем прототип «183» разбивает механическим кулаком голову тек-инженеру Хасэбэ. Пальцы синергика проламывают череп и сдавливают гениальный мозг, превращая его в кашу. Тело ученого падает к ногам боевого синергика. С его механических рук капают кровь и ошметки мозга.
