Однако эта туманная идея потерпела полный крах. Дон Диего, проводив кузину в комнату, окна которой выходили в небольшой сад, вынул ключ.
— Извините мою неучтивость, кузина, но я должен вас запереть. Через час я зайду за вами, чтобы сопровождать к обеду, с вашего позволения!
Доминика не решилась заговорить, так как у нее перехватило дыхание. Она резко повернулась на каблуках и вошла в комнату.
Дверь за ней закрылась, и ключ повернулся в замке.
Доминика стояла, прислушиваясь, пока ступеньки не заскрипели под шагами дона Диего, затем устремилась к окну и, распахнув его, выглянула. Окно не было зарешечено, так как до земли оставалось добрых двадцать футов, а на отвесной стене не видно было ни плюща, ни водосточной трубы. Никто не отважился бы прыгнуть отсюда, так как можно было сломать ноги или разбиться. Девушка стояла у окна, тяжело дыша, и пальцы ее так вцепились в карниз, что ногти побелели. Однако бесполезно метать громы и молнии и скрежетать зубами, надо придумать другой способ бегства.
Отвернувшись от окна, Доминика прошла в комнату и огляделась. У стены стояла большая кровать с занавесями из красной камки. Стены покрывали гобелены. В комнате были сундук, кресло, скамеечка, стол с резными ножками. Над вторым сундуком, где стоял таз с кувшином из серебра, висело зеркало.
В зеркале отразилась разгневанная дама с растрепанными волосами под французским капюшоном. Ее костюм для верховой езды был измят и весь в пыли. Доминика налила в таз воды и медленно и рассеянно вымыла руки и лицо. Полотенце и мыло, издававшее тонкий аромат, были под рукой. Она стояла, вытирая пальцы, и, глядя на свое отражение, думала, думала, думала…
Часом позже дон Диего постучался в дверь. Его пригласили войти ледяным тоном. Он увидел, что кузина сидит у окна, сложив на коленях руки, — воплощение девической покорности. Но Диего слишком хорошо ее знал, чтобы поверить, что она смирилась. Даже если бы ее глаза не сверкнули холодным блеском, было совершенно ясно, что кузина приготовилась дать бой.
Он поклонился ей.
— Дражайшая кузина, ужин ожидает вас. Вы позволите проводить вас вниз?
Доминика сразу же поднялась и пошла к двери. Она даже позволила кузену вести себя под руку. В молчании они спустились по лестнице и через зал прошли в гостиную, отделанную панелями из тутового дерева. Луис почтительно ожидал, стоя за спинкой стула. Доминику проводили к столу, и она села, стараясь казаться как можно спокойнее. Задернутые шторы не пропускали угасавший дневной свет, и комнату освещали свечи, горевшие на столе. Сельская тишина окутывала дом. Доминика почувствовала себя совсем одинокой и с трудом подавила чувство тревоги.
— Милая кузина, боюсь, что угощение очень скромное, но вы меня простите. Луис — неискусный повар.
Она наклонила голову. Стол был хорош, и она решила, что дон Диего просто хотел дать ей понять, что в доме они втроем с Луисом. Это и без того ясно, подумала она.
Он налил ей в кубок вина.
— Вы выпьете немного аликанте, кузина?
Доминика быстро взглянула на него, пытаясь что-то вспомнить. Эти слова показались ей знакомыми и о чем-то странным образом напоминали. Она задумалась. Глядя на дона Диего, она видела не его, а смеющееся лицо и глаза, синие, словно море, волнуемое ветром…
«Как вы полагаете, сеньор, ваша дочь примет вино из моих рук?..»
Доминика вздрогнула и на минуту прикрыла глаза, пытаясь удержать это краткое видение, затем вновь открыла их, и кают-компания «Отважного» вернулась в прошлое.
— Благодарю вас, кузен, — спокойно ответила она и твердой рукой подняла кубок.
Она едва касалась еды и почти ничего не пила, односложно отвечая дону Диего, который весьма непринужденно беседовал с ней. Наконец был подан десерт — сладости и спелые гранаты с юга. Луис удалился, и они остались наедине.
Слегка отодвинувшись от стола, Доминика посмотрела на дона Диего:
— Кузен, я жду ваших объяснений.
Он молча поднял кубок и выпил.
— Они заключаются в одной короткой фразе, моя дорогая. Я люблю вас.
— У вас своеобразный способ доказывать свою любовь, сеньор. Может быть, вернее предположить, что вы любите мое состояние?
При этих словах дон Диего нахмурился — он не обладал откровенностью своей матери.
— Оно ничто по сравнению с вашими чарами, Доминика.
— Боюсь, что вы мне льстите, кузен.
Диего наклонился к ней и с умоляющим видом протянул руку.
— Доминика, давайте не будем обмениваться пустыми фразами. Поверьте, что я с ума по вас схожу!
— Мне нетрудно поверить, что вы сошли с ума, сеньор.
— Да, сошел, но от любви к вам. Позвольте мне все сказать! Вы несправедливы ко мне, предполагая, что я хочу только завладеть вашим богатством. Не отрицаю, что это было моей первой мыслью, но тогда я еще не знал вас и не почувствовал на себе ваши божественные чары. Я женился бы на вас, даже если бы вы были бедны. — Увидев, что она собирается его перебить, дон Диего заторопился. — Мне показалось, что нет другого способа, и я выбрал самый прямой и быстрый путь для исполнения своих желаний. Вы не станете винить меня в этом. Сейчас вы рассержены и уязвлены, и я вижу, как сверкают ваши глаза. Однако поразмыслите немного, и вы меня поймете и посочувствуете тому, кто кажется вам безумным.
— Я могу посочувствовать вашему безумию, сеньор, но жалость не заставит меня обвенчаться с вами, — сказала она.
— Доминика! — Он попытался взять ее за руку, но девушка сразу же отняла ее. — Мне бы не хотелось применять силу. Вы полюбите меня, даже если сейчас ненавидите. Выкиньте этого английского пирата из головы…
— О Боже милосердный, сеньор, вы снова возвращаетесь к этой сказке, — воскликнула она. — Вы хотите вывести меня из терпения?
— Он погиб, — продолжал Диего. — Ему не сбежать. Забудьте его, с ним все кончено.
Теперь Доминика смотрела ему прямо в лицо, и взгляд ее был суров.
— Сеньор кузен, вы говорите глупости, но если бы шевалье де Гиз был моим возлюбленным, я осталась бы ему верна, даже если бы он умер и мне грозила из-за него смерть.
Лицо Диего исказила уродливая гримаса.
— Ваши речи очень смелы, кузина, но есть более ужасные вещи, чем смерть.
Наконец-то начинался настоящий поединок, и она была этому рада. Все что угодно, лишь бы не его ухаживание.
— Кузен, — сказала она, и ее рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак, — вы напрасно считаете меня кисейной барышней. Повторяю еще раз, что никакая сила на земле не заставит меня выйти за вас замуж.
Диего небрежно развалился в кресле, пристально глядя на нее.
— Подумайте о своем честном имени, Доминика, — вкрадчиво сказал он.
— Оно мне безразлично.
