Дела и у шведов обстояли плохо. Помощи ждать было неоткуда. Еще во время последнего штурма в шведский лагерь вернулись посланцы короля. Полковник Сандул Кольц и чиновник от Пипера — Отто Клинковстрём. Король принял их сидя в палатке. Нога сильно болела и стоять по обыкновению он не мог:
— Что в Польше? — спросил Карл Кольца — Когда подойдет генерал Крассау с войсками Станислава Лещинского? — на этот корпус король очень надеялся. Это были шведы на которых можно было положиться. Но ответ был неутешителен. Седой полковник склонил голову:
— Мой король! Генерал Крассау и воска польского короля стоят под Ярославом, за рекой Сан. — Карл мельком взглянул на карту, чтоб оценить расстояния.
— Ну и что ж они медлят? — быстро спросил король, не отрываясь от карты.
— Им преграждает путь русский корпус Гольца вместе с польско-литовской конницей гетмана Сенявского.
— Откуда они там взялись? — король ничего не мог понять. Полковник пожал плечами.
— Господи, сколько ж у русских войск? — вслух произнес Реншельд, но осекся под острым взглядом короля.
— Что с крымским ханом? Что в Бендерах? — Карл перебросил свое внимание на Клинковстрёма.
— Девлет Гирей, владыка Крыма, готов обрушиться на русские земли. Но…
— Что значит но? — вскричал король, теряя обычное свое обладание.
— Бендерский сераксир Юсуф-паша передал мне волю их владыки, султана Ахмеда III. Султан предпочитает не вмешиваться в войну, а потому он остудил пыл крымского хана. — Клинковстрём низко поклонился, давая понять, что добавить ему нечего.
— Проклятье! — опять не сдержался Карл и тут же сморщился от боли в ноге. — Реншельд!
— Да, мой король! — старый фельдмаршал выступил вперед.
— Отпишите Стенбоку. Пускай наберет новый корпус в Померании и начинает марш сюда. К Полтаве.
— Но, мой король… — Реншельд даже опешил. — это так далеко.
— Плевать! Пусть выступает немедленно.
— Но, мой король. При таких расстояниях, нет ли опасности, что его постигнет такая же неудача, что произошла с корпусом Левенгаупта? — фельдмаршал не знал, как и уговорить Карла.
— Стенбок не Левенгаупт! — вздернув подбородок, изрек король, не считаясь с присутствием в палатке опального генерала. Левенгаупту оставалось лишь опустить голову и молча проглотить оскорбление.
* * *
Но и русским тянуть боле нельзя было. Храбрый комендант Полтавы Келлин перебросил к русским позициям пустое ядро с письмом о том, что гарнизон сможет продержаться не более двух недель.
19 июля русская армия перешла Ворсклу и стала укрепленным лагерем севернее Полтавы возле деревни Семеновки на обширной поляне. Фланги уперлись в болотистые речные берега. Четыре дня простояли здесь, потом сдвинулись ближе к Полтаве и заняли то поле, куда следовало выманить шведов. Прямо перед фронтом лежала равнина, за ней, верстах в двух, темнел Будищинский лес. Справа тянулась гряда холмов, за которыми спряталась деревушка. Слева, отклоняясь к югу от лагеря, высился Яловецкий лес. Шведы должны были появиться только отсюда — в промежутке между лесами. Петр приказал возвести шесть редутов, преграждающих путь наступающего противника. Еще четыре редута были выстроены перепендикулярно. Русская армия спокойно встала на свои позиции. В ночь накануне сражения редуты заняли два пехотных батальона, за ними расположились драгуны. Остальная армия находилась в укрепленном лагере. Артиллерия разместилась, как в лагере, так и в перпендикулярных редутах.
— Задача выманить шведов на укрепленную позицию! — так обрисовал план боя Петр. — Отправить к Карлу перебежчика. Пусть короля тем разозлит, что де мы будем атаковать его 29 июля, в день моих тезоименин.
Напрасно генералы всем хором уговаривали короля отказаться от сражения. Но Карл был непреклонен:
— Даже если Господь пошлет мне одного из своих ангелов, чтоб вразумить меня следовать вашим советам, я не буду Его слушать. — Отвечал он с вечной усмешкой. Мы атакуем сегодня ночью.
Наступало 27 июля 1709 года. День Полтавы. Поздно вечером к русским перебежал солдат. При допросе он показал, что шведы получили приказ начинать сегодня ночью.
— Поднимать полки! — приказал Петр. Позиции занимали спокойно, без суеты. Когда все выстроились, перед драгунами проехал сам царь.
Андрей Сафонов стоял со своим полком за вторым редутом на правом фланге. Он видел, как Петр, приподнялся в стременах, он услышал его голос:
— Вы видели сами, как дерзкие неприятели храмы наши Божьи оскверняли, попирали ногами святыни, коих и зреть недостойны, ругали обряды наши святые, смеялись над верой истинной. Кичливый их король расписал своему войску квартиры в Москве, генерала своего Шпера пожаловал в губернаторы, а Отечество наше разделил на малые княжества. Он хочет ввести еретичекую веру и истребить нас. Оставим ли такие ругательства и презрение без отмщения? — Сафонов вмете о всеми драгунами вытягивал шею, стараясь лучше рассмотреть Петра. Услышав его последние слова, все возмущенно загудели.
— Да не будет этого! — выкрикнул Петр, гарцуя на прекрасном жеребце.
— Арабский, — с видом знатока отозвался МакКорин, не сводя восхищенных глаз ни с царя, ни с его лошади.
— Их король прозорливый — продолжил Петр, — не постыдился позвать себе в сикурс извечного врага нашего крымского хана, а также подлого изменщика Мазепу с его воровскими казаками. Но его расчеты не удались. Войска шведские изнурены и потеряли веру в себя. Остается — заключил он, — довершить вам победу над ними. Порадейте же! Вера, Церковь и Отечество от вас этого требуют. — и царь поскакал мимо строя драгун, сопровождаемый одобрительным гулом.
* * *
Уже поздно ночью, в полной темноте, короля пронесли через шведский компанент. С высоты носилок, он говорил солдатам:
— Враг опасен и жесток. Будьте же и вы беспощадны, мои славные шведы. Сегодня мы должны забыть о жалости к побежденным. Знаю, у вас нет хлеба. Но обещаю, мы сегодня хорошо пообедаем в русском лагере.
В два часа ночи шведы двинулись от своего лагеря в боевом порядке. Четыре пехотных колонны, за ними кавалерия в шести, забирая вправо, начали огибать Яловецкий лес. Завидев русские редуты шведы ускорили шаг и почти бегом устремились вперед держа равнение в колоннах. Светало.
— Начинайте, Росс — скомандовал Карл, которого везли на специальных носилках, закрепленных между двух лошадей.
Удар шведского правого фланга был страшен. Два редута оказались взятыми молниеносно. Однако потери были ощутимыми, нужна была передышка, и перед третьим редутом шведская пехота остановилась.
— Реншельд, кавалерию вперед! — Карл приподнялся в носилках и жадно всматривался в битву.
Вперед пошла лучшая конница Европы, взрывая землю копытами, взметая клочья дерна и песок. Как писал очевидец, шведы «с фурией» ринулись вперед. Вступила на рысях в дело и русская кавалерия. В пыли и в ржанье лошадей рассыпался тусклый блеск палашей. Все перемешалось. Рубились насмерть. Хрипели и давили друг друга лошадьми.
