Книга Великое Нечто - Дмитрий Емец

Корсаков и Бурьин поднялись на рассвете и, крадучись, чтобы не разбудить потомка двух ханов и одного эмира, вышли из домика. Чингиз Тамерланович неподвижно лежал на раскладушке, сладко посвистывая носом. Похоже было, что старика не разбудит даже выстрел из пушки.

В сарае приятели прихватили лопаты и топор, крепко насаженный на рукоятку. Спрятав снаряжение в мешок, они, пригнувшись, прошли под окнами и вышли за калитку. Над деревней уже висел сырой утренний туман, но луна и звезды были еще видны. В соседнем дворе сонно замычала корова. Они вышли за околицу и через старый выгон направились к лесу. Ступая по едва заметной тропинке, усыпанной хвоей, приятели углубились в чащу. Под ногами похрустывали сухие ветки. Корсаков и Бурьин только воображали, что одни в лесу. Едва дверь летнего домика закрылась, потомок двух ханов и одного эмира осторожно открыл правый глаз и хитро, как кот, оглядел комнату. Убедившись, что его спутники ушли, Чингиз Тамерланович бесшумно встал с раскладушки. В комнате он был один.

Еще вчера баба Паша настояла, чтобы Лирда ночевала у нее в доме на второй кровати. «Нечего тебе одной с тремя мужиками жить, от них храпу не оберешься», — заявила она.

Отогнув краешек грязной занавески, Чингиз Тамерланович подождал, пока Алексей и Никита выйдут за калитку, и, низко пригнувшись, побежал за ними, ловко прячась за срубом колодца, столбами и проползая под лопухами. Несмотря на полное отсутствие опыта, в маскировке на местности он проявил почти невероятное умение.

Чем дальше они заходили в лес, тем глуше он становился. Тропинка петляла, делалась все неразличимее, и друзья начинали опасаться, что не найдут Черный камень.

Никита перепрыгнул через замшелую корягу, и след его сапога, глубоко отпечатавшийся в почве, стал быстро наполняться водой. В погибающем от избыточной влаги ельнике черным шевелящимся облаком роились комары. Давить их было бесполезно — место раздавленных сразу же занимали новые. Корсаков натянул на голову капюшон и

глубоко спрятал руки в карманы. То же самое, отзываясь о комарах неприятными и колкими словами, сделал и Никита, переложивший лопаты под мышку.

Гораздо более действенный способ борьбы с надоедливыми насекомыми изобрел аксакал, кравшийся следом на расстоянии пятнадцати шагов. Он заменил в своих сосудах кровь на восьмидесятипроцентный дихлофос, разбавленный борной кислотой. Изобретенное им средство оказалось столь действенным, что комары падали замертво, едва вонзив хоботок.

Примерно через полчаса Корсаков остановился и прислушался. Ему почудилось, что до него доносится монотонный, но вместе с тем почему-то очень веселый звук.

— Иди быстрее. Хочешь, чтобы нас комары сожрали? — проворчал Бурьин, налетая на него сзади.

— Слышишь? Кажется, где-то впереди ручей!

— Да что ты говоришь? Ну так и иди к нему! Замешкавшийся Чингиз Тамерланович, не заметивший, что те, за кем он следил, остановились, едва не наскочил на них, но в последнее мгновение отпрыгнул с тропинки и поцарапал нос о сухую елку.

Наконец участок сухостоя закончился, и кладоискатели вышли к ручью, решительно петлявшему между деревьями. Вода в ручье была коричневая, с примесью торфа.

Бурьин бросил лопаты, присел на корточки и, фыркая, умылся. Корсаков последовал его примеру, смыв раздавленных насекомых. Вода была прохладной и свежей, нужно только зачерпывать ее осторожно, чтобы не поднимать со дна муть.

Умывшись, они пошли вниз по течению ручья, и вскоре среди деревьев замелькал просвет. Утренний туман еще не рассеялся и висел на уровне колена белесым облаком, сквозь которое неясно проступала земля. На поляне у переброшенного через ручей бревенчатого мостика покоилась большая, глубоко вросшая в землю рельефная зеленая глыба. Чиркнув по ней лопатой, Никита сбил мох. Обнажилась черная, влажная поверхность.

— Ну вот и Черный камень. Во всяком случае, в этом легенда точна, — сказал Корсаков.

— Важно, чтобы она была точна в главном — насчет клада. — Никита обошел камень вокруг, расставив ноги, уперся в него руками и толкнул. Валун даже не шелохнулся. Та его часть, что не вросла в землю, доставала Бурьину почти до груди.

— Его и краном не перевернуть, — уважительно пропыхтел Никита. — Я так… из спортивного интереса.

Пока Бурьин размышлял, нельзя ли как-то подковырнуть камень, Алексей по шаткому мостику дошел до середины ручья. Мостик был такой же, как его описывал сын купца Ручникова, — несколько сырых сучковатых бревен, стянутых ржавой проволокой. Вместо перил — провисающая веревка.

Чуть ниже моста ручей расширялся и заболачивался. Воду покрывал сплошной ковер ряски. Вдоль берегов росли камыши и кувшинки. Из ряски высунулось несколько неподвижных темных коряг, а рядом наискось выглядывали три или четыре ветки — похоже было, что под водой лежит упавшее дерево. Алексей подумал, что здесь начинается то самое Гнилое болото, о котором вскользь упоминалось в старой тетради.

Засмотревшись на ручей, Корсаков впал в сонное оцепенение, которым было проникнуто все это место. И топкие берега, и неподвижный торфяной воздух со звеневшими в нем комарами, и висевший кисейной дымкой туман, так что казалось, будто деревья уходят корнями не в землю, а в туман, — придавали всему происходящему ощущение сказочной зыбкости, замкнутого волшебного мирка, досадливо потревоженного их присутствием.