– Но когда же мы успеем спуститься обратно?
– Но разве вы не хотите увидеть рассвет в Альпах? – по-видимому, искренне удивился Милош. – Все иностранцы всегда хотят именно этого. Я знаю тут одно место…
__________
Возвращаться назад все равно было уже немыслимо, и Пат, ноги которой гудели, несмотря на привычку к ходьбе и многочасовые занятия на тренажерах, уже второй час шла только из гордости. В конце концов, здесь, среди дикой природы, ей было легче перенести жестокую правду о смерти Мэта. Она представила себя запертой в четырех стенах номера, по которому будет метаться без сна, мучаясь непоправимым – и молча кивнула.
Еще через час, когда стало смеркаться, они добрались до уступа, сплошь покрытого мхом и травой. Ряд деревьев, понизу густо оплетенных кустарником, создавал естественную ограду по самому краю уступа. Откуда-то с высоты доносился мелодичный шум горного ручья, а еще выше последние лучи солнца лили золото на верхушки лиственниц.
– Правда, здорово? – Милош был горд своим уголком и хотел, чтобы его спутница тоже разделила эти чувства.
– Да, уютно. Но, если говорить честно, то я настолько устала, что хочу только немного перекусить и спать.
– Конечно! – Мальчик засуетился, доставая из объемистого рюкзака пледы, вино, сыр и всякие мелочи, полагающиеся непременными в горных походах.
Пат упала на расстеленный плед, накрылась другим и блаженно вытянула ноги, чувствуя, как они, освобожденные от груза обуви и плотных спортивных брюк, снова наливаются привычной упругой силой. Милош возился с костром.
– Не надо, – попросила Пат. – Я вряд ли в состоянии сейчас болтать у костра. Давай спать. – И последнее, что она увидела засыпая, были вспыхнувшие красным острые пики деревьев.
Пат проснулась оттого, что прямо в лицо ей светила огромная полная желтоватая луна. Она открыла глаза и мгновенно зажмурилась, не веря в то, что только что увидела. Но властная сила лунного света снова раздвинула ее веки. Над ней в накинутой на плечи козьей куртке стоял совершенно обнаженный Милош.
Луна обливала его гладкое юношеское тело блестящими струями. Одной рукой он держал свое восставшее естество, показавшееся Пат в этом изменчивом серебристом свете непомерно огромным, а другую ищуще, словно слепой, протягивал к ней.
– Помогите мне, фрау Фоулбарт, – мучительно, но твердо произнося слова, шептал он. – Все, все мои друзья, все уже узнали женщину… И мне очень стыдно, что я… Мне, правда, стыдно и трудно. Я буду боготворить вас. Помогите, помогите, пожалуйста! – в этом прерывистом шепоте звучала какая-то древняя магия, что-то пахнувшее влажной черной землей и теплой кровью охоты. Пат невольно приподнялась на локтях, не то, отодвигаясь, не то, наоборот, приближаясь к жадной и одновременно слабой руке Милоша. – Прошу вас, прошу, – все настойчивей шептал он.
Пат медленно опустила ресницы. Что ж, она не родила мужчину, но она создаст его. Наверно, именно об этом ей говорила Кейт Урбан… И в тот же миг его горячее тело рухнуло на нее и стало рваться к сокровенному входу, не разбирая дороги, слепо и глупо. Пат открыла глаза и, улыбнувшись, легла так, чтобы мальчику было удобней. Благодарно всхлипнув, он вошел в нее, и через минуту все было кончено.
Милош лежал на ней, не зная, куда деть руки и положить голову, а она, с так и не сошедшей с губ улыбкой, чувствовала себя колыбелью и баюкала его внутри, до тех пор, пока он снова не налился силой и желанием. Пат уже не закрывала глаз, любуясь переплетениями его мышц и шелковой, еще без единого волоска, кожей, иногда поощряя или останавливая юношу легкими касаниями рук или движениями бедер. Милош был ненасытен, как бывает ненасытен молодой, дорвавшийся до добычи хищник. В нем не было ни изысканности, ни неги, ни техники, не было даже понимания свершающегося – была лишь одна могучая, всепобеждающая темная сила природы. Он был сейчас лесным богом, Паном, плотью от плоти земли, мощью рейнского потока, гладким стволом лиственницы, медведем в лесах… И Пат, привыкшая к утонченной или же жестокой игре, никак не могла почувствовать себя готовой разделить с ним такую любовь. Тело ее уже изнывало под непрекращающимися набегами, будучи не в силах ответить и, может быть, хоть на какое-то время погасить своей нежной влагой его неугасающий пожар. Бедра бесплодно сжимались, а Милош, каким-то звериным инстинктом чувствовавший, что что-то происходит не так или, вернее, не происходит вообще, лишь удваивал свои усилия. Капли его пота падали на лицо Пат, смешиваясь с ее злыми слезами обиды, как вдруг где-то далеко внизу, может быть, у самого подножия гор, раздался тонкий переливчатый звук почти нестерпимой высоты, который все нарастал, наполняясь обертонами и густея. И словно в ответ на этот звук, внутри Пат начал распускаться изумрудно-сверкающий цветок страсти, и чем громче звучал неведомый звук, тем полней разворачивался цветок, заполняя собой все тело, и когда на каких-то немыслимых низах звук лопнул протяжным «лахи-о-о-о!», цветок взорвался в Пат, и ее протяжный стон пронесся над одиноким уступом, как стон добытой в гоне самки оленя.
– Что это за звук? – непослушными губами спросила Пат.
– Это йодль,[21]– почти беззвучно ответил Милош, а через несколько секунд Пат почувствовала, как его влажное тело обмякло, и он засопел, как ребенок, уткнувшись ей в ямку между плечом и шеей.
Самые верхушки лиственниц уже порозовели.
* * *
Через полчаса Пат легонько потянула Милоша за ухо.
– Проснись, а то я пропущу обещанный рассвет в Альпах!
Мальчик испуганно распахнул черные заспанные глаза, под которыми легли синеватые тени. Все его лицо словно подсохло за эту ночь: пропала припухлость губ, резче очертился подбородок, крупный нос стал тоньше. Он вскочил и тут же застыдился своей наготы.
– Я сейчас оденусь… – торопливо забормотал он.
– Нет уж, оставайся таким, как был, – Пат ласково погладила длинные стройные ноги, и от этого прикосновения Милош покраснел, пытаясь закрыть свою вновь восставшую плоть.
Но она властно отвела его руки.
– Разве ты не знаешь, что теперь ты мой? – Пат тоже встала и коснулась грудью его мгновенно напрягшегося тела. Юноша тут же попытался сжать ее в объятиях. – Нет. Потом.
Она подвела его к краю площадки и, взяв за руку, сама встала рядом. Огромный сияющий диск стоял, казалось, вплотную к ним – можно было протянуть руку и попасть прямо в это жидкое розоватое золото. А под ним высились средневековые соборы и башни, сплошь залитые опаловым сиянием переливчатых красок. Снопы алмазной пыли поднимались отовсюду и гасли в многоцветной дымке, еще скрывающей рваные очертания лесов и утесов. И в центре этого великолепия стояли они, обнаженные мужчина и женщина.
