Олег почувствовал в душе странную, еще незнакомую горечь. Но он усилием воли отсек ее: сейчас не время оплакивать «выбывших из строя». Еще неизвестно, кто в этом самом строю останется к вечеру.
Снова с той стороны бугра застрекотали автоматы Курчиненко и Кудреватова. Это означало, что душманы не прекращают попыток погасить кинжальный пулеметный огонь с фланга. Еще бы! Оказавшись в западне и лишенные маневра, они с каждой минутой теряют шансы на выживание. Так что держись, «студентик», держись, милый! Скоро Абрикосов подойдет на бронетранспортере, а там и десантнички родимые, дадут прикурить «духам»!
Неожиданно коротко и ухающе засвистели мины, обрывая свой полет короткими мощными взрывами.
– Ложи-ись! – Бестужев крикнул быстрее, чем успел сообразить об опасности.
Ребята попадали на дно окопа. Поверху с визгом распарывали воздух осколки, пригоршни земли падали на спину. Но точного прицела у душманов все еще не было, мины ложились в стороне справа, сотрясая почву. Срезанная осколком, рядом упала большая ветка арчи, прибавляя к удушливому смраду тола терпкий запах смолистой хвои.
В первый раз минный обстрел начался так же неожиданно – никто не мог предположить, что душманы имеют минометы. Все успели скрыться в окопе, только Саша Муравьев, молоденький и белобрысый паренек, спасая от осколков пулемет, задержался наверху. Он медленно сполз вниз и до конца обстрела никто так и не понял, что его уже нет с товарищами.
После первого обстрела Иван Шухавцов получил легкое ранение в левое предплечье осколком. Это были пока единственные потери в отделении. Хотя нет, пожалуй, следовало сюда прибавить Поля Стефанакиса, так и не вернувшегося в окоп. Кто знает, какая ему досталась судьба в негостеприимных афганских горах? Никак не меньше часа прошло с тех пор, как они расстались на вершине высоты 2201. Теперь в окопе остались всего три бойца: он, Шухавцов да Волков.
Внизу послышалось лошадиное ржание и короткие автоматные очереди.
– Душманы опять в атаку пошли! – крикнул Волков.
– Отделение, к бою! – приказал Бестужев, вскакивая и отряхивая пыль с себя.
Окоп пришел в движение. Анатолий с заменившим Муравьева Иваном легко подняли пулемет.
– Огонь!
Внизу значительно ближе, чем в прошлый раз, к догорающему «Уралу» неслись пригнувшиеся всадники, что-то визгливо выкрикивая гортанными голосами и посвистывая.
Глухо задолбил пулемет Анатолия. Не обращая внимания на минные разрывы, Бестужев и Шухавцов присоединили голоса своих автоматов к басовитому пулеметному напеву.
Плотный огонь из окопа срезал первую волну атакующих, скомкал наступательный порыв душманов, заставляя падать на землю с коней, прятаться за спасительными валунами, поворачивать лошадей обратно. Со стороны шоссе активнее затарахтели автоматные очереди немногочисленных советских солдат. В ответ застучали отрывистые винтовочные выстрелы, монотонно застучали два пулемета душманов, мягко и с придыханием снова захлопал миномет. Когда первая волна атаки откатилась, в общем гуле пальбы глухо крякнул гранатомет, предназначавшийся главным образом для поражения танков и бронемашин. Моментально вспыхнула целиком машина техобслуживания – со злобы «духи» уничтожили явно покинутую цель.
Душманский миномет почему-то взял еще правее, слепо нашаривая уже здорово насоливший им окоп с советскими бойцами. «Наводчик у них явно хреновый», – с радостью подумал Олег, короткими скупыми очередями настигая перебегавших внизу «духов».
2
Башир-хан устало прислонился спиной к прохладному камню откоса. Здесь, под широким навесом скалы, советский пулеметчик их не достанет. Видя, что огненные строчки то и дело достают вскрикивающих джигитов, он все больше и больше впадал в бешенство. Кусая в кровь губы, смотрел, как гибнут его храбрые люди. С каким трудом удалось сколотить этот мощный, приводящий в трепет местные власти отряд – и все прахом. Теперь они зажаты в этом чертовом ущелье, как мыши в мышеловке.
Он бросил короткий неприязненный взгляд на турка и француза. Если бы не эти проклятые чужеземцы! И почему только он согласился на эту авантюру! Потом посмотрел наверх. Каменные уступы чернотой отрезали ослепительно яркое небо. В обход, в тыл пулеметчику уже посланы три пятерки джигитов. Полчаса прошло с того времени – и никакого проку, как и от этих неловких минометчиков Рахманкул-бека.
Башир-хан понимал, что всякое промедление, излишняя задержка в этом каменном мешке могут обернуться непоправимыми бедствиями. Он почти физически ощущал петлю тяжелого, из верблюжьей шерсти, аркана на своей шее: позади всего в каких-то нескольких часах верховой скачки отсюда отряды Юсуп-бая ведут неравный бой с подразделениями афганской народной армии, еле сдерживая их нарастающий напор; в глубине узкого ущелья, пересекшего горный хребет, джигиты Музафар-шаха увязли в столкновении с советской автоколонной, которая казалась слабой и беспомощной. И здесь, на выходе из каменного мешка, – опять эти проклятые шурави. Пальба русских на перевале, а особенно из старого окопа, который еще недавно занимали его люди, была поистине губительной.
Прибежавший гонец сообщил еще одну неприятную весть: на перевал вышел советский бронетранспортер. Этого еще не хватало! Откуда они берутся, эти бронетранспортеры, не из земли же?
– Рахманкул-бек! – позвал Башир-хан.
– Я здесь, мой господин, – Рахманкул-бек приблизился, почтительно склонившись и сложив обе руки на груди.
– Где джигиты Hyp Али?
– Здесь, мой господин.
Башир-хан с нескрываемой злобой снова посмотрел вверх, туда, где у перевала располагался старый окоп, откуда шквальным ливнем летел град пуль. Русские засели крепко. Указал на окоп своей тяжелой камчой, на ручке которой тускло сверкнула инкрустированная слоновая кость и серебро, произнес лишь одно слово:
– Вырезать!
Рахманкул-бек, покорно кивнув, быстро отправился выполнять приказ.
Hyp Али мысленно чертыхнулся, посылая к шайтанам тех, кто так не по-умному затеял всю эту бойню. В его группе, где были собраны самые отчаянные боевики, прошедшие специальную подготовку в лагере под Пешаваром, осталось всего полторы дюжины джигитов.
Выслушав приказ, Hyp Али ткнул своей камчой, не так богато украшенной, в сторону отдельно стоящих четырех боевиков.
Те соскочили с коней, сняли с себя винтовки и все лишнее, подоткнули полы халатов за пояса, на которых висели восточные кривые кинжалы. Один из них перекинул через плечо свернутую в кольца веревку, скрученную из грубой шерсти, Башир-хан проследил, как четверо джигитов прячась за выступами и камнями, почти по крутой скале начали с проворностью обезьян взбираться все выше и выше. Перевел взгляд на иностранных специалистов. Энвер-паша сосредоточенно курил одну сигарету за другой. Башир-хан уловил, как иногда подрагивали тонкие пальцы турка, выдавая его волнение. Еще бы не переживать, когда никто не знает, что их ждет через час-другой, кто встретит за поворотом… Француз же, словно ошалелый, стрекотал и стрекотал киноаппаратом.
