— Кеттеринг сказал мне, что сделал тебе предложение и ждет, что ты примешь это предложение именно сегодня. Он получил согласие?
Изабелла улыбнулась, и ее лицо сверкнуло ярче, чем фейерверк.
— Нет, не получил.
— Это правда?
— Правда. Я не смогла бы выйти замуж за мужчину, которого не люблю.
Ричард задержал дыхание, а затем с шумом выдохнул:
— Слава Богу!
В небо взлетали огни ракет, и тысячи глаз следили за ними, но Ричарду было не до фейерверка. Когда он обнял и поцеловал Изабеллу, весь мир перестал существовать для него — остались только они двое, связанные воедино.
Когда поцелуй прервался, Ричард опустил руку в карман.
— У меня есть кое-что для тебя. — Он вынул из кармана «Сердце Мэллори» и приколол его к ротонде Изабеллы. — «Настоящая любовь только одна». Моя любовь знает только тебя.
— Ах, Ричард! Я так надеялась, что ты скажешь именно это. — Изабелла приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Несколько человек, стоявших поблизости от них, издали одобрительные возгласы, и на этот раз они имели в виду вовсе не фейерверк.
— Ты станешь моей графиней, Изабелла? Ты выйдешь замуж за графа с истощенным поместьем, на восстановление которого уйдут годы?
— О том, как лучше экономить, я знаю все, милорд, и охотно окажу помощь обедневшему графу.
— Ты действительно выйдешь за меня, даже зная, что у меня нет состояния и мне нечего предложить тебе?
— В жизни есть более важные вещи, чем деньги. Я с радостью выйду за тебя замуж, и будь проклято это состояние.
— А что, если бы у меня оно было? Я все равно останусь тебе нужен? Или ты предпочитаешь заниматься благотворительностью?
— Состояние? У тебя? Хм… Не знаю, остался бы ты тогда таким восхитительно неподходящим женихом или нет…
— Следовательно, наш брак отменяется.
— Это еще почему?
— Потому что у меня есть состояние. Не такое большое, как у Кеттеринга, но достаточно внушительное.
— Ты шутишь?
— Я серьезен, как никогда, и я на самом деле — настоящая мечта охотницы за деньгами.
— О Господи, Ричард!
— Если ты выйдешь за меня замуж, любовь моя, я обещаю позаботиться о миссис Тил, мисс Катберт и любых других еле живых родственниках и родственницах, которые появятся на нашем пороге. А еще новых родственников мы создадим вместе. Итак, теперь, когда правда вышла наружу, ты все еще хочешь выйти за меня замуж?
— С удовольствием сделаю это, милорд. Вы похитили мое сердце, и притом настоящее, а не то, что сделано из рубинов. Я люблю тебя, мой дорогой Ричард.
Граф поцеловал ее снова, на сей раз под восхищенными взглядами двух пожилых женщин, аплодировавших и радостно улыбавшихся.
Эпилог
— Поверните плечо слегка вправо. Так, замечательно. А теперь не шевелитесь, миледи, и думайте о чем-нибудь веселом.
Ричард с любопытством наблюдал, как художник, тщательно изучив модель, начал делать набросок. Ему стоило немалых хлопот добиться приезда сэра Томаса Лоуренса, придворного живописца, недавно возведенного в рыцарское достоинство, но Ричард хотел, чтобы портрет Изабеллы написал лучший из художников, ведь это произведение предназначалось для того, чтобы висеть вместе с портретами всех остальных графинь Данстабл.
Они расположились в той самой портретной галерее, в которой суждено было висеть портрету. Лоуренс нашел, что именно здесь самое лучшее освещение, и посадил Изабеллу в кресло, поставленное на временную платформу перед окном. Тяжелые бархатные портьеры отдернули в стороны для создания перспективы за креслом Изабеллы.
Художник изобразил драпировку в качестве фона, показав лишь небольшую часть окна. Белое платье Изабеллы прекрасно смотрелось на фоне темно-красной портьеры. Ричард надеялся, что Лоуренс уловит особенный золотистый оттенок ее кожи, и хотел, чтобы изображение женщины, которую он любит, вышло правдивым, чтобы в нем отразились ее красота, ее душа, ее страсть. Он хотел с удовольствием смотреть на этот портрет всю оставшуюся жизнь. Это был всего лишь предварительный набросок, но Лоуренс уже прекрасно уловил линию подбородка Изабеллы, и Ричард приободрился.
Внезапно художник замер и прекратил рисовать.
— Что вам угодно, милорд? — спросил он, не поворачиваясь.
— О, простите! — Ричард отодвинулся и, к своей досаде, — больше не смог заглядывать художнику через плечо, хотя ему было бы очень интересно понаблюдать за тем, как на бумаге появляется лицо Изабеллы.
Он взглянул на жену, и та, не выдержав, хихикнула. — Пожалуйста, не смейтесь! Потерпите еще пару минут. Наконец художник оторвался от полотна, поправил складку на юбке Изабеллы, потом отступил назад и внимательно оглядел ее:
— Полагаю, вы настаиваете на том, чтобы на вас была эта брошь.
— О да. — Изабелла кивнула и дотронулась пальцем до «Сердца Мэллори», приколотого над ее грудью, а затем вернула руку на колени.
— Брошь немного великовата, но если вы решили не расставаться с ней, тогда нам просто придется к этому приспособиться.
— Это фамильная вещь, — пояснил Ричард. — На фамильных портретах все графини Данстабл изображались именно с ней.
Лоуренс повернулся и, взглянув на ряд портретов на противоположной стене, не спеша подошел к портрету первой леди Данстабл.
— Да, вижу. Это очень старинная вещь.
— Она была подарена первому графу Данстаблу еще королевой Елизаветой, — сказал Ричард.
— Неужели? Тогда я предположил бы, что это подарок на память о любви.
— Так оно и было. Королеве подарил брошь один из поклонников, и затем, вручая ее первому графу Данстаблу вместе с титулом, учрежденным для него, королева посоветовала ему подарить «Сердце Мэллори» любимой женщине.
Эта часть истории подтвердилась, когда Ричард нашел среди бумаг первого графа документ, подписанный королевой Елизаветой. Бабка Изабеллы оказалась права: девиз на драгоценности следовало понимать буквально, а драгоценность каждый граф обязан был дарить своей единственной настоящей возлюбленной.
— С тех пор ни один граф Данстабл не нарушил традицию.
— Красивая история, — заметил Лоуренс, переходя от одного портрета к другому. — Каждая графиня изображалась с драгоценностью как с любовным талисманом. Впрочем… — Лоуренс остановился перед портретом бабушки Ричарда, а затем повернулся к графу:
— У последней графини ее нет.
— Видите ли, брошь была… временно утеряна. Но теперь она возвращена. — Ричард взглянул на Изабеллу и улыбнулся.
— Бедная леди, — проговорил Лоуренс и покачал головой. — Как ей, должно быть, было досадно — ведь только у нее нет драгоценности.
