Трейс подался вперед на своем стуле и поддержал просьбу Шайлер:
— Да, и что было дальше, Адам?
Их сосед поднял глаза вверх.
— Я и раньше видел огни между Грантвудом и «Вязами». Мне потребовалось некоторое время, чтобы определить их точное местонахождение. В конце концов, прошло уже немало времени, и я был совсем мальчишкой, когда эту часть сада Коры перегородили.
Шайлер начала понимать.
— После трагедии?
На лице мужчины, и без того уже пасмурном, отразилось еще большее страдание.
— Так вы знаете о трагедии?
— Только то, что произошло что-то ужасное.
— Неужели Кора никогда вам не рассказывала?
— Нет.
— И Джеффри Баркер тоже?
Шайлер ответила правдиво, но при этом дипломатично:
— Разум мистера Баркера то и дело сбивается с верного пути.
Адам Коффин имел на этот счет свое мнение:
— Думаю, когда мы доживем до возраста мистера Баркера, мы все будем скользить во времени туда-сюда. Время — презабавнейшая штука.
Шайлер вспомнила те долгие, казалось, бесконечные часы, которые она провела в тесном коридоре и абсолютно темной комнате за стенами чулана Коры. Ей тогда тоже казалось, что время искривилось, а ведь она моложе бывшего старшего садовника почти на шестьдесят лет.
— Да, — согласилась она с Адамом Коффином, — время — странная штука.
Их сосед продолжил свой рассказ с того места, на котором остановился:
— Надеюсь, мне удастся сложить для вас в единое целое все детали головоломки, по крайней мере, до известной степени. Вероятно, в один из дней просветления мистер Баркер сможет дополнить картину.
— Еще чашечку кофе, прежде чем вы продолжите свой рассказ, мистер Коффин? — предложила экономка.
— Спасибо, миссис Данверз. Но на этот раз без коньяка, — улыбнулся он женщине.
— Это случилось в то лето, когда Коре исполнилось тридцать, — подсказала Шайлер.
Адам кивнул своей почти лысой головой.
— У ее мужа был наготове чудесный сюрприз для нее. Герберт Грант бесконечно потакал всем слабостям Коры. А почему бы и нет? У него было много денег, и он любил свою жену больше всего на свете. — Здесь Адам Коффин остановился и поправился: — Возможно, исключая лишь собственного сына.
— Теперь я понимаю, почему Кора наложила табу на разговоры о прошлом — она была просто непреклонна в своем отказе говорить на эту тему, — но мне всегда хотелось знать, были ли у нее дети, — пробормотала Шайлер.
— Их сыну тогда было примерно столько же лет, сколько и мне, — семь или восемь. Мы вместе играли. Хотя при этом он был гораздо смелее и бесстрашнее.
— Каждому свое, Адам, — произнес Трейс, глядя на пожилого джентльмена поверх чашки.
— Итак, стоял конец лета, и тридцатый день рождения Коры должен был стать главным событием сезона. Герберт решил воплотить в жизнь ее заветную мечту — построить колодец желаний в центре ее сада. Все, что случилось потом, я по крупицам разузнал у моих родителей и дополнил сплетнями слуг.
— А вот я никогда не слушаю сплетен, — заявила Эльвира Данверз, которая с начала рассказа вся обратилась в слух.
— Качество, достойное восхищения, я уверен в этом, — заметил Адам Коффин абсолютно искренне и продолжил: — Казалось, Ричи…
Шайлер, Трейс и Эльвира Данверз воскликнули в один голос:
— Ричи?
Адам вздрогнул.
— Да, Ричи.
Трейс спросил за всех:
— Кто такой Ричи?
Похоже, пожилого джентльмена удивил этот вопрос.
— Ричи — это сын Коры и Герберта.
— Это все объясняет, — провозгласила Шайлер с оттенком истинного удовлетворения.
— Ричи Грант сделал особый подарок своей матери на день рождения, — рассказывал Адам, — своеобразный головной убор.
— Миссис Грант обожала шляпки, — вставая, заметила миссис Данверз. Она прошла в другой конец кухни и вернулась с тарелкой домашнего печенья: арахисовое масло с шоколадной стружкой.
Шайлер взяла одно и откусила кусочек.
— Очень вкусно, — похвалила она. И тут же вернулась к разговору и наставительно произнесла: — Я могу лично засвидетельствовать любовь Коры к шляпкам. В ее чулане хранится, должно быть, несколько сотен шляпных картонок.
Как всякий достойный своего звания адвокат, Трейс мягко вернул очевидца давних событий к исходному пункту:
— Что же приготовил Ричи в подарок своей матери?
— Он собственными руками смастерил диадему из кусочков проволоки, серебристой фольги и цветного стекла.
— Это ее мы и нашли на дне колодца прошлой ночью, — поняла Шайлер.
Лысая голова утвердительно кивнула.
— Поскольку торжественное празднование дня рождения Коры должно было состояться вечером, Герберт Грант повел нас с Ричи смотреть колодец днем.
Шайлер вдруг стало трудно дышать.
— И что же произошло?
Адам проглотил комок в горле. В его глазах стояли слезы, а голос заметно дрожал, когда он прошептал:
— Это такая трагедия. Такая тяжелая утрата.
Трейс похлопал пожилого человека по плечу, пытаясь его успокоить:
— Все в порядке, Адам. Мы понимаем, ночь была длинной и трудной. Закончите свой рассказ в другой раз.
Внимательные золотистые глаза на другом конце стола встретились с его взглядом.
— Да, возможно, в другой раз вам будет легче.
Адам провел тыльной стороной ладони по щеке.
— Нет, я хочу закончить сейчас. Мне это необходимо, — севшим голосом сказал он.
— Не торопитесь, — ласково посоветовала миссис Данверз.
— Миссис Грант дала нам по монетке, чтобы мы бросили их в колодец, загадав желание. Ричи был первым. Понимаете, он хотел загадать что-нибудь необыкновенное в честь маминых именин. — Пожилой джентльмен остановился и несколько раз глубоко вздохнул. — В этот момент все и произошло. — Голос рассказчика превратился в шепот, а лицо сморщилось.
В кухне стояла мертвая тишина.
Единственным, что ее нарушало, было тиканье часов на стене, гудение холодильника в углу и тихое посапывание Бадди, лежавшего под столом.
Никто не вымолвил ни слова.
Никто не торопил Адама продолжить его рассказ.
Он продолжит, когда сможет.
Когда Адам Коффин заговорил снова, его голос звенел от сдерживаемой печали, порой почти срываясь — казалось, голос принадлежал совершенно другому человеку:
— Я все помню до сих пор. Ричи засмеялся от радости — он был такой славный мальчуган, — когда наклонился, чтобы бросить свою монетку в колодец. В этот момент диадема выскользнула из его руки и полетела вниз.
