Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то, но Макс остановил ее. Он точно не хотел этого слышать.
– Нам нельзя было этого делать, – произнес он, и его собственный голос даже ему показался слишком суровым.
У нее было такое выразительное лицо, такие большие глаза и подвижный рот, и он читал ее мысли легко, как книгу. Удивление. Веселое недоверие. Он ведь шутит, да?
– Я не должен был позволять тебе целовать себя, Джина, – уточнил Макс.
Она засмеялась. Потом резко замолчала.
– Но…
Теперь на смену удивлению пришло смятение и обида. А чего он, черт возьми, ожидал? Он ведь намеренно выбрал такую формулировку, чтобы вся ответственность за случившееся легла на ее плечи.
– Это был лишь случайный всплеск эмоций, – объяснил он, ненавидя себя при этом. – Ничего серьезного.
Обида моментально сменилась гневом, и ее невероятные глаза сверкнули:
– Ты меня так целовал, и говоришь теперь «ничего серьезного»? – Она засмеялась: – Повтори-ка это еще раз, Макс, потому что, по-моему, ты даже себя не убедил.
– Прости, – сказал он, изо всех сил стараясь говорить бесстрастно, – но это не правда…
– Да в этом поцелуе было больше правды, – прервала его Джина, и ее голос задрожал, – чем во всех наших прошлых разговорах!
– Я могу быть тебе только другом, – устало сказал Макс. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и на всякий случай сделал еще один шаг назад, заметив мимоходом, что дождь почти кончился. – И я уже говорил тебе об этом, совершенно недвусмысленно.
– Да, – нахмурилась Джина, – ты чудесный друг. Ты никогда меня не навещаешь, никогда не звонишь и даже не пишешь. Знаешь, я уж думала, не взять ли мне кого-нибудь в заложники ради того, чтобы поговорить с тобой. Но ты ведь наверняка прислал бы на переговоры кого-то другого.
Макс ничего не ответил. Он знал, что иногда полезнее промолчать.
Неподалеку остановились несколько полицейских машин, и офицер в форме уже приближался к ним.
– Она в порядке? – спросил он у Макса.
– Кажется, да, – ответил тот и предъявил свое удостоверение. – Я все-таки хочу, чтобы ее отвезли в больницу для тщательного обследования.
Коп кивнул и вытянулся, осознав, кто стоит перед ним.
– Слушаюсь, сэр. Скорая помощь уже едет, сэр.
– Мне не нужна никакая больница, – заявила Джина, отстегивая ремень и выбираясь наружу. Боже милостивый, она проткнула себе пупок и вставила в него колечко! – Со мной все в порядке.
С остальными водителями, похоже, тоже не случилось ничего страшного. Спасибо воздушным подушкам и пристрастию жителей этого штата к автомобилям, по размерам приближающимся к авианосцам; Маленький старичок в «Линкольне» 1975 года, казалось, был больше озабочен сохранностью продуктов, погруженных на заднее сиденье, чем недавней опасностью.
– Принцесса Грейс говорила то же самое, – строго заметил Макс.
– Кто?
Господи, до чего же она молода!
– Грейс, принцесса Монако, – объяснил он. – Грейс Келли. Она умерла еще до твоего рождения, поэтому, наверное, ты не…
– Актриса из «Окна во двор»? – перебила его Джина. – Которая умерла от внутренних повреждений в результате аварии в восемьдесят втором году? Если бы ты сразу сказал «Грейс Келли», я бы поняла о ком ты. Знаешь, если я родилась в восьмидесятом, это еще не значит, что я идиотка, Макс.
Зато это значит, что он вполне годится ей в отцы. В восьмидесятом он заканчивал – на два года раньше своих сверстников – дипломную работу в Принстоне. Ему было двадцать, и люди из ФБР уже обхаживали его, а он торговался, мечтая пройти курс в легендарной школе «Индок» ВВС, которую иначе называли «Школой суперменов», и при этом не загреметь на четыре года в армию.
Макс заранее все распланировал: сначала он проходит курсы парашютистов-спасателей, славившиеся необыкновенно высокими требованиями к физической подготовке, и только потом поступает в Академию ФБР «Куантико», в которой приоритетом являлись тренированные мозги.
Однако в ФБР ему объяснили, что пройти такой курс, не поступив на армейскую службу, невозможно, и, вежливо поблагодарив их за зря потраченное время, Макс поступил в Нью-Йоркский университет на курс к профессору Глену Нельсону, который сам когда-то был ведущим переговорщиком ФБР и оставался ближайшим другом тогдашнего главы Бюро.
С помощью Нельсона невозможное очень скоро стало возможным, и через полтора года, когда Джина только училась ходить, Макс уже заканчивал «Индок», успев заработать себе репутацию «упрямого сукина сына» и право носить значок в виде большой буквы «S» на груди.
А Джину как раз начали приучать ходить на горшок.
К тому времени, как она пошла в школу, Максу оставалось уже совсем немного до его нынешнего поста главы контртеррористического отдела ФБР.
– Ну и как же ты здесь оказался? – спросила Джина. – Нет, не говори, я сама догадаюсь: ты просто прогуливался под дождем и, несмотря на нулевую видимость, случайно заметил меня в машине, так?
Бесполезно скрывать от нее, все равно она рано или поздно догадается.
– Я приехал в Тампу совсем по другому делу, – объяснил Макс. По крайней мере, это была почти правда. – Я знал, что ты здесь, потому что… Потому что я все обо всех знаю. И я просто решил… проверить, как ты.
Джина молча смотрела на него.
Макс откашлялся:
– Наверное, мне надо отогнать машину. – Его машина с распахнутой дверью все еще стояла там, где он ее оставил – прямо посредине дороги, недалеко от автомобиля Джины.
Джина перевела глаза с нее на Макса, а потом на свою помятую машину, и, кажется, истина наконец то дошла до нее.
– Так ты следил… Ты шпионил за мной, – ее голос звенел от негодования, – и даже не собирался подойти и заговорить?
Мда, нехорошо.
– Послушай, Джина, ведь ты мне не безразлична. Я понимаю, что эти несколько лет были очень непростыми…
– А тебе никогда не приходило в голову, что ты мне тоже «не безразличен»? – запальчиво крикнула она. – Ты ни разу не подумал, что я тоже не прочь «проверить, как ты»?
– Но меня незачем проверять. Ведь не меня же четыре дня продержали в заложниках террористы. Не я подвергся… – …групповому изнасилованию. Макс чуть было не произнес это вслух. Господи! Что он делает? Ведь он сам до сих пор иногда просыпается в холодном поту, потому что ему снятся ее крики и то, как он сам сидит в чертовом аэропорту Казабек, превращенном в Центр руководства операцией, наблюдает за тем, как ее насилуют эти подонки, и ничем, ничем не может ей помочь.
– Эй, Макс, – окликнула его Джина. – Ты говоришь так, будто до сих пор не сумел избавиться от симптома бессильного гнева.
