Или так: „Круче меня только ветер и небо – думалось по дороге к вам. Храм судьбы, разрушенный временем, но не богом, остался в стороне – в нем не было гармонии, про него человек и бог не договорились, не нашли общего языка. Соленые слезы омывали эти глаза и щеки, столь любимые далекой женской рукой, и губы“.
„Голубчик, что ты несешь!“ – Таков был безотносительный ответ Ксении. Она пела свою последнюю торжественную партию. Она уже все знала. Она, может быть, родилась во имя мести, торжествующей мессы.
„Свой крест.“ – Неожиданно для себя ответил Андрей. Разве он знал свое будущее? Конечно, нет. Он ясно понимал свое настоящее. Его несло, он не управлял желаниями, настроением, страстью, его влекло к русской эмигрантке, представленной ему женой богатого французского барона, потомственного высокопоставленного чиновника французского МИДа, который, кстати, вполне лояльно относится к большевикам, и, во-многом, благодаря его содействию, в двдадцатых годах завершились успешно переговоры, приведшие к признанию Советов Францией.
Будто читая его мысли, Ксения сказала: „Не сомневайтесь, я во время русско-французских переговоров, о ходе которых я прекрасно была осведомлена, кроме каких-то закрытых деталей, постоянно долдонила мужу о необходимости вашего признания. Правильно, правильно, что вы не заблуждаетесь. Не во имя вас, большевиков, которых я ненавижу. Во имя русских, оставшихся там. Там больше, чем здесь. Мы – осколки. И сохранять все придется им, а мы здесь, лишь можем помочь, кто чем. Впрочем, я – Ксения. Я надеюсь, вы умны. Тем паче, после победы“.
Нечто подобное он и ожидал встретить, услышать. Воронка черной страсти уже засосала. Уже было не вырваться. Он это знал. Может быть – это его последняя страсть в жизни. Хотя он никогда не допускал мысли о ранней смерти, тем более сразу же после смерти жены.
Жена его болела весь последний год, а потом утонула. Он ее любил. И он, действительно, переживал. И попросил своего секретаря ЦК услать его на дипработу в Париж. Отпустили. Он уехал переживать. Почти запил. И вот встреча. Кто это дикое и дивное, почти совершенное создание. Немного похожа на желанную стерву, которая ему представлялась в гимназические годы, в которую хотелось влюбиться до смерти.
„Вы вспоминаете о России?“
„Да. Но почему-то постоянно одну и ту же сценку. Мы хоронили бабушку в ее родовом имении в Козлове. Там же и отпевали. Я была еще совсем девочкой. Мне было тринадцать лет. Я помню. Прозрачное небо дня и ветер, сметающий венцы сугробов. В развилке дерева сидели, прижавшись друг к другу иссиня черные воронята, а напротив церкви, недалеко от дороги стоял мужик и справлял нужду. Взгляд у него был спокойный и задумчивый. Он ссал в снег и думал“.
Они договорились встретиться вновь уже перед самым прощанием. И, целуя ей кисть почти у самого запястья, он сказал: „Из бездны веков на меня смотрят глаза античности. Я только сейчас понимаю, какой запах от вас исходит. Удушающий запах страсти“.
Да!
Андрей увидел перед собой свою мечту: чуть массивную, на гpани тяжеловесности, нижнюю часть лица, пpозpачные холодные голубые глаза, pусые волосы, потpясающее тело, кpепкую гpудь, сексуальный и слегка выпуклый зад. Все это было сдобрено тайной, но естественной усмешкой, нежной кожей и тонкими запястьями, очень устойчивой походкой и тихим голосом.
Он её не узнал. Никто бы её не узнал. Восточный разлет бровей и громадные изумрудные серьги в форме бабочек. Представляете! Изумрудные бабочки в ушах!
Но она – да. И не удивилась этой встрече с пархатым, с Убийцей-1 мужа ее Василия. Она ждала и жаждала этой встречи. Она жаждала мести. И она всегда знала, какой будет эта месть. Каждого из преследуемых она наделит тенью мужа. И все подопытные сойдут с ума, не выдержав соревнования с необъяснимым, неведомым, чуждым по замыслу и рисунку мести, наказанием. Что делать дальше она не знала. Но именно после убийства мужа она поняла назначение этого необъяснимого свойства, полученного ею однажды на концерте Чайковского.
И все же у Ксении было ощущение, что она потеряла опору. Она была убеждена в необходимости мести, но она совсем не хотела, она не могла предположить, что страсть к жертве, к самому ненавистному и мерзкому существу охватит сердце. Господи! Что происходит!
„Что вы сказали? Удушающий запах смерти?“
„Вы ослышались. Удушающий запах страсти“.
„Нет, я не ослышалась. Прощайте. Вот и мой муж. Знакомьтесь. Александр. А – это. Простите! Я забыла ваше имя. Вспомнила, вы – убийца“. – Но последние слова она прошептала, их никто не услышал.
Ксения почти упала в объятия французского сожителя. Час пролетел незаметно. Пока они ехали назад, она почти в забытьи повторяла шепотом одну и ту же фразу: „Высшее достижение страсти – увлечение богом“.
Колеса шипели на поворотах, будто шкварки на сковороде.
А на парижском небе по кругу, словно сумасшедший шар, каталась Луна – ярко желтая, словно вещь в себе. И очень живая, кажется, вот-вот начнет брызгать желтым огнем. На аккуратных и прагматичных французов, изысканных сластолюбцев, мракобесов и снобов. И на снобствующую французскую столицу, на этот абсолютный слепок нации. Какова нация – такова столица. Еда, одежда, культура и столица – вот характеристики нации.
Все не то. Человек погибает. Или рождается. Как все было просто до сегодняшней встречи, и как сильно она хотела этой встречи, предчувствовала и предвосхищала. Была простая и благородная цель – отомстить за мужа.
Стоп. И хорошо, что так все произошло. Она не знала, что делать дальше. Теперь она знает. Андрею она навсегда отдаст в порыве страстной мести свою тень, мстительно, наложив на себя оковы его тени. Страх и страдание – что может быть слаще для Ксении. Ничего – разве смерть?
Совсем осень. Склизко, сумеречно, сыро, блекло и холодно. Память молчит. Угасли надежды. Мрачно на душе и сиро. Бог мой! Крикнет иной запоздалый прохожий. Как же тоскливо! Но его голос развеет налетевший ветер. И вновь тишина, шуршащая шинами, мечтами и болью.
Ксения затевает любовную интрижку с Андреем (советский дипломат-убийца), и узнает местонахождение двух других убийц. Принимает решение – убить их. Как? Они очень далеко. Ехать в Россию!
Сожитель, ее любимый вчера еще французский барон, был, конечно против, но она ему сказала: „Любимый, не греши. Дай мне насладиться памятью о порушенной стране, о мертвой семье, об исковерканной жизни моей. Беспричинно я бы тебя об этом не просила. Пойми меня. Дай мне шанс. Я хочу здесь, среди этого розового муара плакать и краситься, плакать и краситься. А вместе мы будем в твоем прокуренном кабинете, на кожаном фамильном вашем диване, со старым, почти заросшим от времени, следом от шпаги на спинке“.
Но и, конечно, французский Александр не устоял. Он разрешил. Он надеялся, что Ксения поедет насладиться победой своего народа. Хотя знал, что это не так. Но все же дал согласие на ее поездку в Россию. Что ему оставалось – он был влюблен. Уже больше двадцати лет они вместе, и нет детей, но он влюблен так же чисто и ясно, как и в самый первый вечер. В ту, о которой мечтал всю свою предыдущую жизнь, ту, о которой думал и ждал ее всегда. Наконец, встретил, сделал предложение. Александр давно свыкся с Ксенией еще в мыслях. Как же он мог ей отказать наяву. Он согласился. Или расставание! Он выбрал – Ксению.
