— Джил вряд ли обрадуется, когда вы всем скопом навалитесь на нее прямо на открытии выставки.
— Не станем мы на нее наваливаться. Просто поговорим по душам — вразумим, чтоб она позволила ей помочь.
— Помочь? Каким образом? Убрать квартиру?
— Вовсе нет. Ты в курсе, что она больше не рисует? Мы можем исправить и ее желание, когда исправим свои.
— Если вообще сумеем их исправить.
— Мы над этим работаем. И Джил должна знать, что мы все еще ее подруги.
— Похоже, она без ума от своего Мэттью и вовсе не желает, чтоб мы вмешивались. Обычное дело — когда с кем-то встречаешься, на первых порах тебе больше никто и не нужен, про друзей как-то забываешь.
— Ты бы ее видела — больше мне нечего сказать. И еще… — Линдси сделала паузу, — Мара и Клаудия считают, что слухи распустила Джил.
— Слухи?
— Они подозревают, что именно Джил настучала в Женский фонд.
— Чушь собачья! С какой стати?
— Откуда я знаю. Мара с Клаудией думают, что могла. Только зачем ей это надо? Она ведь тем самым и себя подставила. Но она определенно решила порвать с Клубом. — Линдси перевела дух. — Так ты придешь или нет?
— Кутнуть с подружками на открытии выставки — лучше ничего не придумаешь, но я никак не могу! Эллен и так у меня весь день проторчала, чтобы я управилась с бронхоскопией Эндрю, а Джон прилетает не раньше девяти.
— А больше некому присмотреть за ребятами?
— Линдси!
— Я хотела, чтоб мы выступили единым фронтом.
— Прости, Линде, придется вам выступать единым фронтом без меня.
— Рисовую лапшу и кофе со льдом по-тайски, — сказала Линдси.
— Что?
— Я заскочила в ресторанчик. Обедаю.
— Не могла подождать, пока мы договорим? Откуда у тебя эта мерзкая привычка? Терпеть не могу типов, которые треплются по телефону в ресторанах.
— А я с голоду помираю! Сейчас налопаюсь до отвала белков и углеводиков. Драные фифочки из Фонда не хотели со мной знаться, когда я была толстой, так я…
— Линдси, толстой ты никогда не была.
— Может, и нет. Один черт — мало радости. Теперь, когда я похудела, они мне самой на фиг не нужны. А вот положительные эмоции еще как нужны. И на сегодня это — тайская рисовая лапша!
В пятницу днем, после школы, Клаудия стояла перед окошком в детскую палату и тщетно высматривала в кроватках Элиота. Может, его забрали на кормежку или на какую-то процедуру? Клаудия отправилась разузнать в сестринскую комнату, но медсестра (та самая, что в первый раз дала ей подержать и покормить Элиота) жалостливо глянула на Клаудию и, прежде чем та успела открыть рот, выскочила из комнаты со словами: «Подождите здесь, дорогая. Я позову сестру Гэлт».
С Элиотом что-то случилось! А то бы зачем ей понадобилось звать начальство? Клаудия перепугалась до полусмерти.
Элиот находился в больнице чуть больше трех недель, но из отделения интенсивной терапии новорожденных его уже перевели в обычную палату. Он набирал вес, легкие развивались нормально. И чувствовал он себя хорошо, особенно в последнее время. Что могло с ним произойти?
— Клаудия? — У нее за спиной в приемной появилась старшая медсестра Гэлт. — Давайте присядем вон там. — Она указала на три пластиковых стула, выстроившихся вдоль стены у двери. Говорила сестра Гэлт подозрительно дружелюбно.
— Я в порядке. Могу постоять.
Глаза сестры Гэлт светились сочувствием, обычно суровое лицо смягчила улыбка.
— Мне очень не хочется огорчать вас… — Она запнулась. — Но… Элиота нет.
Мир для Клаудии перевернулся. Элиота нет? А она даже не простилась с ним! Даром тратила время в проклятых кафе и книжных, вместо того чтоб быть с ним, а теперь Элиота нет и время ушло. И бесценных часов уже не вернешь. У Клаудии подкосились колени, пол качнулся и поплыл вверх. Сестра Гэлт придержала ее за руку.
— Мне очень жаль. Я знаю, как много он для вас значил. Но мы больше не могли держать его здесь. Сегодня утром приехали из социальной службы и отвезли его в приемную семью.
Отвезли…
— Отвезли?
«Он жив, его просто нет в больнице! Какое счастье! Но… погодите… как же так? Ведь это мы — его приемная семья. Я и Дэн. Его должны были отвезти к нам!» Клаудия запрокинула голову, закусила губу и крепко зажмурилась, но слезы потекли все равно. Медсестры куда-то разбежались, и в комнате было на редкость пусто и тихо для этого времени дня. Клаудия бросила взгляд в сторону детской. Элиота там больше нет.
— Присядьте, передохните пару минуток.
Клаудия покачала головой, пальцем смахнула слезы под стеклами очков.
— Нет, спасибо. — Она шмыгнула носом. — Ничего. Я тоже поеду домой.
…Вода была мертвенно спокойна, ни малейшей ряби; на берег опустился туман. Вот и отлично, думала Клаудия. И вся ее жизнь как в тумане. Она не пошла домой; она отправилась к озеру.
Бывало, она гуляла вдоль берега, и свежий воздух, красота озера — в дождь ли, в снег или под солнцем — давали ей второе дыхание, прогоняли все тревоги и заботы. Сегодня было иначе.
Клаудия сидела на скамье лицом к Белмонт-Харбор, заглядевшись на отражение плавучих доков — будто перевернутая фотография. Ни лодок, ни яхт — рано еще, сезон не начался. Туман сгустился и скрыл береговые огни на узких полосках земли, выдававшихся в глубь озера и открывавших вход в гавань.
«Элиота у меня отняли, я разучилась писать, шеф считает меня ведьмой, я не могу забеременеть, муж на меня злится и вообще не хочет ребенка, всех моих подружек одолели сверхъестественные невзгоды, и помочь им я не в силах. Да, и еще: я неуклюжий очкарик».
Что за мир вокруг нее? Неужто и впрямь это громадная вонючая куча дерьма, где одни богатые подонки не уступают дорогу каретам «скорой помощи», а другие хамят тебе только потому, что ты не освобождаешь им место на стоянке, и где простое желание переворачивает всю твою жизнь вверх тормашками?
В голове у Клаудии бродили мрачные, темные, как озерная вода, мысли. Стоило закрыть глаза, и тьма окутывала ее, тянула куда-то вглубь, все дальше, дальше и глубже. Хотелось свернуться на скамейке и забыться, уснуть.
Она обхватила себя руками. Солнце село, сразу похолодало. Продрогшая Клаудия сидела на скамье и следила, как поднимается вверх белесый пар ее дыхания. Как быть — непонятно. Раньше жизнь шла по плану, а когда все планы полетели к чертям собачьим, что, скажите на милость, ей делать?
В парке включили фонари, они разгорались медленно, один за другим. Еще какое-то время Клаудия всматривалась в темнеющее озеро, наконец поднялась (зад и ноги совершенно окоченели) и в набежавших сумерках двинулась домой.
Когда свернула на свою улицу, уже совсем стемнело. Клаудия шагала в мрачной задумчивости, как вдруг перед ней выросла, появившись из переулка, высокая фигура. Клаудия испуганно вскрикнула, но человек не думал угрожать. Пронесло, не грабитель. Обычный бездомный.
