Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Теперь нам оставалось только ждать. Директор счел меня троппо и уволил, не дождавшись моего возвращения, так что в школе я появляться не смел и целыми днями отсиживался в запертой комнате. Делать было нечего – только вспоминать лицо выродка в ту минуту, когда он унизил меня перед моей девочкой. Он капал, капал, капал яд ей в ухо. Каждый день понемногу сманивал ее от меня. Еще бы, он – гений! Казалось бы, он должен быть благодарен мне, своему, черт побери, создателю. Да только тут у нас одностороннее движение. Он ее научил только ненавидеть меня.
Я хотел непременно убить его, но боялся, что яда на кончике гвоздя окажется недостаточно, а потому втайне готовил другой кинжал, тонкий, как шляпная булавка. Ножен у него не было, и я засунул его в кусок шланга и заткнул шланг с обоих концов, чтобы класть оружие в карман.
Я дергался, как необъезженная лошадь на Дарвинских скачках. Наступило заветное утро, я чуть не свалился вместе с набитым фруктами ящиком, когда влезал в автобус. В ту пору на Лайт-стрит открыли временное почтовое отделение, и я пристроился внутри на скамейке, сидел целый день, вглядывался во все лица. Кто бы предугадал, что я дойду до такого – я, отличник школы на Форт-стрит.
На второй день с утра шел дождь, и я боялся, как бы с гвоздя не смыло яд, но именно в этот день он пришел своей пружинящей походкой, с розовой квитанцией в руке. Я пристроился у него за спиной и, когда он подошел к стойке, воткнул гвоздь ему в бедро.
Вскрикнув, он обернулся. И даже тогда облил меня презреньем. Схватил за левую руку, вывернул ее. Против него я был бессилен, как ребенок. Ящик сломался, фрукты посыпались на пол. Кинжал выпал из шланга, Маккоркл толкнул меня, и я упал почти на клинок. Выходит, он сам помог мне: я дотянулся до кинжала и вонзил острие ему в ягодицу.
Тут меня оттащили, поволокли в участок на Карнарвон-стрит, где меня в скором времени навестил идиот Грэйнджер в сопровождении английского доктора. Эскулап задавал мне дурацкие вопросы – все допытывался, не сошел ли я с ума. Мне было все равно. Хуже было другое: тварь так и не издохла. Это сочли очередным признаком безумия: я, дескать, считал возможным уничтожить человека ударом в задницу.
Снова меня судили, мем, и депортировали в Австралию. Я ожидал, что меня отвезут в психушку, но в порту никто меня не встречал, и я преспокойно ушел сам.
Жители Сиднея всё похваляются, какой у них красивый город, однако живописные кварталы предназначены не для меня. Нашлась квартирка на раскаленной, пустынной улочке Рэндвика и работа – в транспортном отделе рекламного агентства. Каждый день – бесконечные разъезды на автобусе. Отвратительная работа – упрашивать и ныть, подгонять и угрожать, точно регулировщик на парковке: мы их называли «бурыми бомбилами». Умные, высокомерные копирайтеры со мной не считались. Их я ненавидел, а больше вообще ничего ни к кому не чувствовал. Девочку я утратил навсегда, никакого общения, кроме как на этой паршивой работенке. Каждый вечер я опрокидывал в баре пару пива и шел домой, чтобы догнаться виски. Еще, еще – сату лаги, как здесь говорят.
Вы скажете – наконец-то я был свободен. Мог спать спокойно, не боясь, что чудовище проникнет в мою комнату. Однако он поистине сделался частью меня. Изменил мою жизнь, украл мое сердце, свел судорогой пальцы, превратил в бездомного бродягу, а я-то думал всю жизнь прожить на одном месте.
Я мог не переживать – ровно через год его письмо догнало меня в рекламном агентстве. Выходит, и ты соскучился, отметил я: таким людям непременно хочется оставить за собой последнее слово в споре. Киасу, – так о них говорят. Боятся потерять свое. Считается, это малайская болезнь. Раскуражился на десять страниц: чего он достиг, как одолел меня. Я бросил его в мир невеждой, а теперь он говорит на шести языках, пять из которых мне даже по имени неведомы. Такой стал ученый. Прочел священные книги Будды и Магомета. Знал названия всего, что живет и растет на земле Малайзии. Он – величайший поэт. Утомительная похвальба, этим он всегда отличался, ничего нового по сравнению с монологом, который на Бали пришлось выслушать Доналду Дефо. И пока я читал его письмо, я понятия не имел, что меня ждет под конец. Лишь на последней странице я узнал, что его гложет.
«По твоей вине, – писал он, – меня постигла участь, которую ты мне уготовил: я умираю от болезни Грейвза, оставляя своих близких одинокими и нищими. Когда ты воткнул кинжал мне в задницу, я чуть было не пожалел тебя. Ты казался таким никчемным. Но теперь ты наконец обнаружил свою власть. Как же ты ненавидишь мою девочку – ты решился отнять у нее отца! Говорят, ты по-прежнему работаешь в рекламе. Надеюсь, ты в полной мере насладишься своим неправедным богатством, когда ребенок, которого ты осиротил, будет голодать!»
Разумеется, я не хотел, чтобы девочка осиротела. Ни за что. Болезнь Грейвза – это, конечно же, была шутка, каламбур, болезнь Роберта Грейвза и Т. С. Элиота, всех этих заумных гениев. «Чеснок и сапфиры в грязи»[93]– что это значит, бога ради? Но я все-таки заглянул в словарь и прочел: «Болезнь с типичными симптомами: увеличение щитовидной железы, ускоренный пульс и метаболизм из-за избытка гормона щитовидной железы».
Я обратился к врачу: мол, друг заболел и так далее. Врач меня утешил: болезнь Грейвза легко поддается излечению. Однако, хотя он охотно выписывал мне успокоительные, на это лекарство он рецепта не дал. Не беда, в Сиднее всегда найдутся окольные пути. Я возобновил старые связи.
Видите, как все сложилось, мем? Я еще думал: ехать ли самому в Малайзию? Добыть чистый новенький паспорт без отметки о депортации. А вдруг у них есть черные списки? Все-таки рискованно. Потом я переговорил с одним типом, он дрессировал борзых. Да, приятель, лекарство добыть – не вопрос. Но он предупредил, что бутылки нельзя просто отправить почтой. Нужно аккуратно упаковать, обложить сухим льдом. Ха, это же замечательно! Выхода не оставалось – я повезу лекарство сам.
Жизнь в Сиднее – скучнее некуда. Вы и представления не имеете, как она проходит, утекает, точно вода из капающего крана. Понедельник – пятница, суббота – воскресенье, вся роскошь – выпивка и сон. Так жила моя мать. Работа, еда, бутылочка хереса, сон.
Но тут я ожил. Сжег мосты, бросил работу, отказался от квартиры. О чем жалеть? Спасу подонка на глазах у моей дочери. После этого она перестанет считать меня врагом.
Чабб умолк, словно ждал поощрения, а я, глядя в его серые глаза, недоумевала: как же он устроен, как сумел мгновенно перейти от жажды мести к нежнейшей заботе? И только сейчас, уже под конец рассказа, я впервые подумала: а не псих ли он?
48
КАК ТОЛЬКО НА ДЖАЛАН-КЭМПБЕЛЛ ДОСТАВИЛИ мою телеграмму, Тина с миссис Лим пробежались по всей улице сверху донизу. Ханту приезжает, ханту приезжает. Вы видели эту парочку, мем, можете себе представить их ярость, их жестокость. Вскоре все придурки на этой улице ждали появления призрака. Чхе! Выглядывали из-за своих жалюзи, точно старые бабы… Болезнь Грейвза лечится пропилтиурацилом. – Чабб добросовестно произнес название по буквам. – Я провез снадобье через таможню, никто и глазом не моргнул, – добавил он. – Шлепнули визу и печать. Езжай, куда хочешь. Все шло как по маслу, пока такси не остановилось перед мастерской. Я протолкнул чертов ящик в раздвижную дверь – уах! Пары углекислого газа от сухого льда вдруг окутали меня – не человек, а завод ходячий, пивоварня. Эффектный выход, мем, не спорю, но пустяки по сравнению с тем, что якобы видели соседи: существо без тела, кишки сияют голубым светом.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
