Справа за окном трамвая тянулись пустыри, поросшие высоким бурьяном холмы не то мусора, не то выгруженной строителями рыжей земли. Из нее торчали обломки бетонных плит и труб, ржавые прутья арматуры, доски. Вдали виднелись серые дома новостроек. Мы были где-то в районе Седьмой станции Черноморки.
– И после этого я стала ходить в церковь. Вот и все. А ты? Для тебя Бог есть?
– Есть, – сказал я не очень уверенно.
– А как ты узнал о Нем?
– Когда я был в 10-м классе, мне попал двойной диск “Иисус Христос Суперзвезда”. Все тогда его пели, даже с русскими словами. Помнишь это:
“Наш колхоз, наш колхоз,
Выполнил план по надою коз!”
Именно из этой рок-оперы я узнал сюжет евангельской истории. А как еще я его мог узнать? Потом в университете у нас был семинар по атеизму и кто-то принес Библию. И я попросил ее на ночь почитать. Или на выходные. И я просто листал ее и, знаешь, ничего меня особенно в ней не трогало. Потом ко мне пришли товарищи, и мы подкурили плана и слушали какую-то музыку, а потом, когда они ушли, я снова стал просматривать эту Библию и наткнулся на Книгу пророка Ионы. Она была совсем короткой, и когда я дочитал ее, я просто расплакался. Потому что вся эта история была просто гениальной. Помнишь, как Бог сказал Ионе пойти в Ниневию и сказать ее правителю и жителям, что если они не покаются за свои грехи и не исправятся, то Он накажет их? В смысле убьет. Но Иона попытался скрыться от Бога, потому что он знал, что Бог их потом все равно пожалеет, и получится, что он, Иона, напрасно бросил все свои дела и потащился в такую даль. И этот Иона стал прятаться от Бога, а Тот его все время находил. И Он нашел его на корабле и наслал на него страшный шторм. Ионе стало так неловко перед моряками за то, что это из-за него им грозит гибель, что он попросил их выбросить его за борт. И те послушали его, а в море его проглотила рыба. И тогда он взмолился о помощи, и Бог спас его, но при условии, что тот, все-таки, выполнит его поручение. Наконец он пришел в Ниневию и стал проповедовать, чтобы ниневияне исправились, иначе Бог их всех погубит. И неожиданно те послушались его, благодаря чему у Бога отпала надобность наказывать их. Тогда Иона ужасно расстроился – он же знал, что именно так все и будет! И тогда Бог преподал ему урок. Когда Иона сидел на солнцепеке на околице Ниневии, Бог вырастил возле него куст, и Иона укрылся в его тени. А Бог подсадил в куст какого-то червяка, который его подъел и куст увял. Иона чуть не заплакал. Тогда Бог спросил его: “Жалко тебе этого куста?” Иона ответил: “Аж до смерти жалко!” А Бог ему тогда сказал: “Смотри, ты этот куст не сажал и не растил, а тебе его жалко. Как же ты хочешь, чтобы я уничтожил своих людей? Мне же их тоже жалко!” И знаешь, это была первая книжка, первое, я имею в виду литературное, произведение, где так просто и ясно было показано душевное несовершенство человека. Иона спас целый город, но он был страшно раздосадован тем, что Господь оторвал его от всех его дел и послал в такую даль! Он же мог найти кого-то жившего поближе к Ниневии! Ты понимаешь – человек поставил знак равенства между своими удобствами и жизнью целого города! И все равно этот человек мог рассчитывать на прощение, ему только нужно было покаяться и осознать, что он грешил. Ты понимаешь?
Она не ответила, ее голова лежала на моем плече, и она крепко сжимала мою руку. Краем глаза я видел, как у нее по щеке сбежала тонкая дорожка слезы. В этот момент она, вероятно, видела этого бедолагу Иону под увядшим кустом, плачущего от бессилия перед властью и могуществом Бога, который использовал его только для того, чтобы преподать урок покаяния и любви будущим читателям Ветхого Завета. Через четыре тысячи лет, сидя на пластиковых сиденьях катящего между пригородных пустырей и новостроек электрического трамвая, мы ощущали любовь, роднившую нас с Богом.
Вы вышли на 9-й станции Черноморской дороги, и трамвай, подергиваясь из стороны в сторону и выпуская из-под колес зелено-голубые искры, укатил за поворот и затих там. Мимо старого, построенного из ракушечника павильона станции, мимо продовольственного магазина, где серая фанера заменяла выбитые стекла витрин, мимо утонувших в садах домиков мы пошли в сторону моря. По переулку, заросшему по обеим сторонам высокими кустами и деревьями, мы вышли к высоким железным воротам монастыря.
– Литургия только началась, – сказала Наташа негромко, когда мы вошли в храм. Молодой священник с ярко-каштановой бородой сошел с амвона и, раскачивая дымящим кадилом, пошел вдоль стен, останавливаясь у больших икон. С десяток прихожан поворачивались на месте, чтобы оставаться все время лицом к нему. Служба длилась часа два, за которые я изрядно устал стоять. После службы Наташа подошла к женщине у свечного ящика и попросила позвать священника. Тот появился в черном подряснике и выслушал нашу просьбу о том, чтобы отслужить заупокойный молебен.
– Почивший – ваш родственник? – спросил он.
– Нет, знакомый.
– Крещенный?
Я пожал плечами.
– Если он не был крещен, мы не можем отпевать его, вы понимаете? Он мог быть другого вероисповедания.
Только тут я вспомнил, что он был буддистом.
– Он давно почил? – поинтересовался священник
– С неделю. А может больше, трудно сказать.
– Почему трудно?
– Он покончил с собой и лежал какое-то время. Пока его не нашли.
– Господи Иисусе, помилуй мя,– сказал негромко священник, крестясь. – Вы поймите меня правильно, я не уклоняюсь от своих обязанностей, но не отпевают самоубийц, да еще если не знают, какого они были вероисповедания.
– На небесах своя бюрократия, – заметил я. – Тоже наши-не наши.
– Молодой человек, – священник взял меня за руку и повел из храма. – Господь не лишает вас права молить о спасении душ самых больших грешников, в том числе атеистов, иноверующих и даже самоубийц. Ваша личная искренняя и горячая молитва может дойти до Господа так же, как молитва любого священника. Господь дает вам удивительную возможность обратиться к нему прямо, без какой бы то ни было бюрократии.
Женщина, стоявшая раньше у свечного ящика, выйдя из храма, встала к нему лицом, перекрестилась и, сделав поклон, пошла к воротам. Дверь из толстых досок затворилась, и слышно было, как лязгнул закрывающийся засов.
– Ну, что, – спросила Наташа, – будешь молиться за него?
– Я только “Отче наш знаю”. Это подойдет?
– Если ты хочешь попросить о чем-то очень личном, ты должен придумать свою молитву. Очень простую: Господи Иисусе, прошу тебя о том-то и том-то. А когда ты говоришь “Отче наш” или “Верую”, ты как бы настраиваешься на нужный лад для серьезного разговора.
– Типа, как по телефону: “Але, на проводе!” а потом, когда там ответят, ты переходишь к делу, так?
– Типа, – ответила она, улыбаясь.
Часть третья:Stairway to HeavenГлава 31Стоило мне оборвать отношения с газетой и со всеми ее смежниками, как жизнь начала налаживаться. Меня даже полюбила девушка моей мечты. У Лизы были страсть и опыт, о природе которых лучше было не думать. Наташа была нежна и, кажется, получала все удовольствие от того, что ее нежность была обращена на меня. Она заставляла меня, не нарочно конечно, обращать на это внимание и чувствовать себя обязанным ей. Перед тем, как скользнуть в постель, она подходила на минутку к небольшой овальной иконке Богородицы в медном окладе, которую она устроила на подоконнике, и я слышал в ее шепоте свое имя. Эта молитва была похожа на быстрый разговор с дальними родственниками, которым она отдавала дань вежливого внимания, но на чью помощь в случае надобности могла положиться. Перекрестившись, она забиралась в постель, прижимаясь ко мне всем телом, словно для того, чтобы слиться со мной, стать одним целым.
