Дверь открыл незнакомый мужик вида настолько устрашающего, что я отшатнулась и инстинктивно запустила руку в сумочку на предмет экстренного поиска газового баллончика. Был он худ, смугл, остренький подбородок украшала клочкастая борода с проседью. А на лбу, между кустистых бровей был вытатуирован кельтский орнамент. Его мутноватый взгляд не выражал ровным счетом ничего.
– Простите… А Егор дома? – кашлянув, решилась спросить я.
Он все так же молча изучал пространство позади меня. В какой-то момент мне показалось, что он сделан из воска. На всякий случай я осторожно поводила ладонью перед его лицом.
Мужчина встрепенулся.
– Егор?
– Егор, – терпеливо повторила я.
– А он в Крым уехал, – мужчина сдвинул брови, отчего кельтский орнамент на его лбу некрасиво скукожился, – с женой.
До меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел…
– С кем? – упавшим голосом переспросила я.
– С женой. Мариной. Сестрой моей младшей. А я тут пока живу.
– Простите… А вы уверены? То есть я хочу сказать… Я не знала, что Егор…
– Да, он женат, – быстро сориентировался татуированный, – да, он этого не афиширует. А вы… у него тату делали, что ли?
– Какая разница, – нервно передернула плечами я, – может быть, и делала. Ладно, извините за беспокойство.
– Тогда все понятно, – ухмыльнулся он, проигнорировав мои последние слова, – с клиентками у него отношения особенные… Кармическая связь!
То было ужасное время. Я похудела на семь килограмм, несмотря на то что вовсю объедалась лучшими антидепрессантами – шоколадными конфетами. Каждое утро я спускалась к табачному ларьку и покупала две пачки ментоловых сигарет – убийственная доза никотина стала моей тривиальной дневной нормой. Мне никого не хотелось видеть, никуда не хотелось ходить. На работе я сказалась больной, подругам врала о бурной личной жизни, а сама сидела, запершись дома, – обиженная, несчастная, разбитая. Естественно, мне и раньше приходилось расставаться с мужчинами, и не всегда инициатором разрывов была я. Но впервые я чувствовала себя как человек, которому ампутировали жизненно важный орган, и вот теперь он вынужден бодриться, подстраиваясь под новые обстоятельства, хотя всем на свете, включая его самого, понятно, что ничего хорошего будущее не сулит.
Со временем, конечно, боль притупилась. Я могла рассматривать свою татуировку спокойно, без клокочущей в горле тихой истерики. А потом – дела, суматоха… Я вышла на работу, кое-как замаскировав залегшие под глазами тени тональником. Жизнь вошла в привычную колею, я снова куда-то выбиралась с подругами и больше уже не ждала его звонка…
…Эта история так и осталась бы для меня неразгаданной болью. Если бы через несколько месяцев, после того как мы с Егором виделись в последний раз, я не встретила в раздевалке фитнес-клуба шапочно знакомую предпринимательницу Милу. Сосредоточенно пыхтя, она запихивала кроссовки в… кожаную сумочку с татуированным скорпионом. Несомненно, то был аксессуар авторства моего Егора.
Никогда бы не подумала, что обычная дамская сумочка может произвести на меня такое впечатление, – мне вдруг стало нестерпимо душно, а сердце словно сжали в кулак. На слабеющих ногах я добрела до скамьи и рухнула, прижав ладони к вискам.
Мила перепугалась:
– Сашка, что с тобой? Слишком много аэробики?
Я неотрывно смотрела на сумочку, но видела не скорпиона, а космические глаза Егора. Словно заново переживала странное волнующее приключение – его прикосновение и боль, которую я ждала, вместо того чтобы бояться… Моя спина помнила каждую щелочку дощатого пола его мастерской.
– Все… в порядке, – я выдавила вымученную улыбку.
Мила присела на лавочку рядом со мной. Рука, которой она прикоснулась к моему лбу, показалась мне обжигающей, как раскаленный утюг, – я даже отшатнулась.
– Ты бледная… И ледяная, – перепугалась она, – давай я врача позову.
– Не надо… Просто посмотрела на твою сумочку и вспомнила… кое-кого.
– Кого? – прищурилась Мила. – Уж не Егора ли?
– Его самого. У меня с ним связана… Не очень приятная история.
– Тогда все понятно, – из улыбки Милы мигом исчезло теплое сочувствие, – Сашка, а ведь мы с тобой коллеги.
Я удивленно вкинула глаза:
– Что ты имеешь в виду?
Вздохнув, Мила задрала свою ярко-красную футболку, и я увидела, что аккуратную впадинку ее пупка обвивает изящно прорисованная ящерка. Каждая ее чешуйка была подчеркнута так тщательно, что, казалось, вот-вот – и разомлевшее на теплой коже земноводное всполошенно покинет насиженное пространство.
– Узнаешь стиль? – грустно улыбнулась Мила.
– Хочешь сказать, что ты…
– Два года назад. Попалась на эту удочку как дура. Я пришла сумку заказать, – Мила небрежно кивнула в сторону своего баула, – а он так на меня смотрел, так улыбался… Рассуждал о философии боли, о том, что такое приключение должен пережить каждый человек… А я давно подумывала сделать тату, вот и согласилась…
– И вы с ним… – я осеклась. Пусть мы обе были в равном положении, но алогичная ревность с глухим карканьем встрепенулась где-то в глубине моего существа.
– Именно так, – развела руками Мила, одергивая футболку, – а потом я познакомилась с девицей, которая была покрыта татуировками, как зэчка. У нее даже на щеке был крошечный рисунок – божья коровка. Влюбилась в него как ненормальная, хотела продлить общение. Ты ведь уже поняла, его возбуждают только те, кому он причиняет боль.
– В таком случае он должен возбужденно дрожать от одного моего вида, – потрясенно пробормотала я, – потому что боль он мне причинил – вовек не забудешь.
– Да брось, – махнула рукой Мила, однако в голосе не чувствовалось желанной легкомысленности, – а вообще-то, меня иногда так и подмывает взять нож и вырезать эту ящерицу со своего живота. Глаза бы мои на нее не глядели!
– Когда-нибудь мы забудем, – вздохнула я, – вот увидишь. Время лечит, и все такое…
Но я ошиблась.
Хотя я бы рада обо всем этом забыть, тем более что я из тех, кто легко рвет с прошлым и никогда к нему не возвращается. Но каждый летний день, выйдя из дома в футболке с короткими рукавами, я ловлю на своем плече восхищенные взгляды встречных прохожих. Иногда кто-нибудь из них – особенно вертлявые девицы с жадными глазами, которые целыми днями только и делают, что ищут способы усовершенствовать свою внешность, – заинтересованно спрашивает, в каком салоне я обзавелась этим дивным рисунком.
И тогда я как наяву вижу перед собой грустно улыбающееся лицо Егора.
– Это не рисунок, – мрачно уточняю я.
– А что же это? – тупо переспрашивает очередная искательница красоты.
– Это… Да так, не обращайте внимания. Боевой шрам.
