Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– И для этого нужно бежать ко мне со скалкой?
– Что ты приехал, что ты приехал?! – закричала жена приятеля. – Одни неприятности от тебя! Хочешь укрыться у нас, чтоб спрятали тебя? Не спрячем! Мы о тебе сообщить должны!
– Почему ты считаешь, что я хочу у вас укрыться? – удивился В. – Откуда ты это взяла?
– Потому что звонили. Те. Оттуда, – снова пряча глаза, объяснил за жену приятель. – Сказали, что можешь приехать, просить укрыть. И велели сообщить им об этом.
Вон как! В. даже не приходило в голову, что те могут додуматься до такого. Не поймав его бреднем на базе, решили ловить большой сетью.
– Да нет, – успокаивающе бросил он приятелю, – не беспокойтесь, я к вам совсем с другим. Собственно, к тебе, – он взялся за доску в руках приятеля и подергал ее. – Слышишь? К тебе. Ты уйди, – посмотрел он на жену приятеля. – Ну, или, в крайнем случае, отойди.
Боком, боком, мелкими шажками та отодвинулась ненамного и замерла. Похоже, сдвинуть ее еще на пару шагов можно было лишь чем-то вроде лебедки. Если перед тем удастся накинуть на нее трос. Ладно, пусть хоть так, решил В.
– Ты вот что, – сказал он сумевшему поднять на него глаза приятелю, и о, какая собачья вина стояла в них, как нехорошо, как скверно было ему! – ты не мучайся. Я к тебе, собственно, за этим лишь и приехал, чтобы сказать: не мучайся. Кто знает, может, больше не увидимся. Вот чтоб ты знал мое отношение. Не ты бы, так кто-то другой. Не все равно кто. Друг любимый на меня… – “Наточит нож за голенище”, – эти слова В. не стал договаривать. – Ты мучаешься, я вижу. Не мучайся. Я на тебя не держу сердца. Обидно мне, естественно, да уж что тут… не мучайся. Можно, конечно, было бы и позвонить… но телефонный разговор – это все же не то.
Оглушенным, удивленным, обрадованным взглядом смотрел на него приятель.
– Почему ты говоришь “не увидимся”? – спросил он, поднимаясь со своего чурбака и прислоняя к тому доску. Каким аккуратным движением прислонил он доску! Каким нежным! – Что ты имеешь в виду – “не увидимся”? Почему?
Тревога? Нет, не тревога звучала в его голосе. Беспокойство за В.? Нет, и не беспокойство. Облегчение – вот что, скрытое облегчение, что В. каким-то образом избавит его от своего присутствия в их жизни.
– Не знаю, что я имею в виду, – сказал В. – Так мне кажется. Прощай, – не делая паузы, как на лету завершил он разговор. Глянул на жену приятеля, в страстном желании разобрать каждое произносимое ими слово обратившейся в одно мучительно напряженное ухо, притиснувшей от этого напряжения к груди скалку и густо испачкавшей себя в муке: – Прощай. – Повернулся и быстро, все быстрее, быстрее ударил обратно к калитке.
– Подожди! Подожди же! – услышал он за спиной. Остановился, оглянулся – приятель, не сумев затормозить, наскочил на него, едва не свалив. – Ты знаешь, – забарабанил приятель, – мы можем не сразу позвонить о тебе. Ну, что ты здесь был. Выждать сколько-то. Чтобы ты успел уехать.
В. покивал:
– Да, это будет хорошо. Выжди.
– Сколько? – поспешно поинтересовался приятель.
В. прикинул, сколько ему ехать до развилки, после которой можно чувствовать себя колобком, ушедшим и от бабушки-дедушки, и от прочих зверей.
– Минут бы двадцать, – сказал он.
– Нет, двадцать минут – это много, – затряс головой приятель. – Тут же соседи. Видели тебя, наверно… Минут десять.
– Хорошо, минут десять, – согласился В.
Минут пять выждет приятель, не больше, вспоминая его барабанную речь, осознал В., когда уже был в машине. Но что можно было тут сделать? Только ужать двадцать минут до пяти, и он мчал, сначала по пылящему проселку, потом по разбитому асфальту до намеченной развилки так, словно участвовал в гонках.
Из церкви выходил народ. Судя по всему, закончилась вечерняя служба, следовало поторопиться. В. торопливо преодолел расстояние от своего “Фольксвагена” до распахнутых в полный раствор дверей. Выходившие из храма, обернувшись и вздымая глаза на крест над входом, осеняли себя крестным знамением, и он счел необходимым вслед за ними, вспоминая вчерашнее поучение священника, как складывать пальцы, сделать то же самое.
На свечном ящике в притворе сидела та же капустница, что вчера, она узнала В., и ее тотчас преисполнило усердным желанием помочь ему.
– Отца настоятеля видеть? – с пламенной кротостью поинтересовалась она у В. без всякого обращения с его стороны.
– Да-да, его, – благодарно отозвался В.
– Поспешите, поспешите, уйдет, – захлопотала капустница. – В алтаре, должно быть, сейчас, вы там у дальних дверей постойте, подождите, когда выйдет.
В. метнулся к арочному входу, влетел в храм. Человек пять, не больше, оставалось уже внутри. Двое ходили от иконы к иконе, крестясь и прикладываясь к ним, один стоял на коленях перед серебряным ковчежцем с мощами святых, еще двое топтались в углу у алтаря, около этих дальних дверей. Похоже, им, как и В., нужен был священник, и следовало занимать очередь.
Появившийся из алтаря настоятель был уже в обычной светской одежде, снова, как в прошлое появление здесь В., неотличим от прочих людей, только седеющая обильная борода, каких в мирской жизни никто обычно не носит, и свидетельствовала о священстве.
– Батюшка! Батюшка! Не обессудьте! Помощь ваша нужна! – тут же бросились к священнику те двое, как правильно определил В., что поджидали его.
Четверть часа, не меньше, пришлось ждать В., пока священник освободится. А когда освободился и ступил к В.: “Что-то случилось?” – у В. вырвалось: “Что же вы меня предали!” – совсем не то, что намеревался сказать.
– Как я вас предал? – с недоумением и обидой воскликнул священник.
– Вчера. На телевидении. – В. говорил и сам изумлялся тому, что говорит. Не было, не было в нем мгновение назад этой мысли, не собирался об этом! Словно ради этого сюда и пришел.
– Что же это я вчера такое на телевидении? – удивился священник.
– Не защитили меня. Несли про меня Бог весть что… Не вы, не вы! – поторопился В. исправить свою оплошность. – Они там несли – а вы не опровергли.
Взгляд священника ушел в себя.
– Не опроверг. Вы правы. Почему-то не получилось, – с покаянностью произнес священник затем. – Правы, правы. Простите меня.
– Я что, – вырвалось у В. – Вон, – показал он рукой под купол.
– Конечно, конечно, – кивая, со смирением согласился священник.
И разом В. почувствовал, что способен говорить о том, из-за чего оказался здесь.
– Я бы хотел исповедоваться, собороваться и причаститься, – сказал он.
Соборование, исповедь, причастие – ему было известно, что это делается с умирающим человеком, было известно – и никогда не присутствовало в сознании; но когда уходил от приятеля школьных лет с его садового участка, уже знал, зачем едет сюда.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
